Я прошла через парковку в свете быстро разгорающегося дня,сопротивляясь побуждению ссутулиться. Заднюю дверь я открыла своим ключом,потом вошла в благословенный полумрак кладовой.

Закрыв за собой дверь, я прислонилась к ней и постояласекунду-другую. Не так давно здесь вообще не было замка, и надо было, чтобытебя впустили, но я убедила всех, что надо поставить новую дверь, броневойстали, с замком. Без замка надо было бы держать пост у глазка под крышей. Сэтого поста пришлось бы посылать кого-нибудь, чтобы открыть дверь. А это глупо— на парадной двери все равно есть замок. Просто служащим труднее попадать наработу, и ещё: образуется окно сразу перед рассветом, когда на посту никого небудет, а часто в это время приезжаю я. Натыкаться мордой на запертую дверь —это, знаете, на рассвете нервирует.

Проверив, что дверь я за собой закрыла, я стала пробиратьсясреди ящиков, которые здесь всегда валялись, к большой двери, ведущей на лестницу.Она уходила далеко-далеко вниз. Я настолько устала, что если бы тут был лифт, ябы на нем поехала. Но его не было. Лестница входила в систему обороны Цирка.Во-первых, ступеней было много, так что надо быть настроенным очень серьёзно,чтобы по ним идти. Во-вторых, там были места, подходящие для засад. В третьих,лестница была странной конструкции, будто те, для кого она изначально былапостроена, не ходили на двух ногах — или имели размер, отличный отчеловеческого. Если не знаешь, что тебя ждёт внизу, может закрасться мысль, ктоже по такой лестнице ходит. На самом деле только вампиры да оборотни, но нашивраги этого не знают. Жан-Клод поощрял слухи, что там есть что-то побольше именее человеческое. По-моему, правильно — пусть враги боятся и теряются вдогадках.

Когда я добралась до железной двери внизу, у меня глазаслипались от недосыпа. Я вытащила из кармана ключи. Ключ от этой двери найтибыло нетрудно — самый большой, старомодный ключ на связке. Он был похож навеликана среди карликов — современных ключей.

Я вложила его, повернула, и хорошо смазанный замок бесшумнооткрылся. Петли были столь же бесшумны, хотя, наверное, будь во мне всего лишьчеловеческая сила, пришлось бы бороться с тяжестью двери. Она была рассчитанана сопротивление инструментам помощнее рук.

Дверь закрылась, я её заперла и задвинула большой засов.Если кто ещё притащится так поздно — значит, не повезло ему. Но обычно в такоепозднее время после рассвета можно было спокойно задвигать засов. То, что досих пор он был открыт, означало, наверное, что Жан-Клод ожидал моего прибытия.

Я прошла вдоль длинных шёлковых занавесей, образующих стеныгостиной, почти не замечая золотой, серебристой и белой мебели, картины надфальшивым камином. Единственное, о чем я сейчас могла думать, заперев наружнуюдверь — это завалиться спать.

Я пошла в комнату к Жан-Клоду, не сообразив. Они с Ашеромсвернулись под простынями. Оба они так же красивы в смерти, как и в жизни.Золотые волосы Ашера расплескались металлической пенной волной по белойподушке. Веки у него были сомкнуты, и не видно было тех невероятныхсветло-голубых как у сибирской лайки, глаз, настолько светлых, насколько темныглаза Жан-Клода. Ашер лежал на боку, подставив свету неизуродованную половинулица. Свет они оставили включённым — для меня, наверное, потому что без светаздесь было темно, как в пещере. Окон не было. Жан-Клод прильнул к спине Ашера,обхватив его рукой за пояс, пальцы лежали на шрамах. Ашер был таким жебелокурым красавцем, как Жан-Клод — черноволосым, пока некоторые церковные чиныиз самых лучших намерений не поймали его и не стали поливать святой водой,чтобы изгнать дьявола. Святая вода на вампиров действует как серная кислота налюдей. Те же чины сожгли слугу и возлюбленную Ашера Джулианну на костре.Христианство — хорошая религия, но кое-что из сделанного во имя его мненравится меньше.

Я потрогали лицо Жан-Клода, убрала выбившийся локон забледное плечо. Он был холоден на ощупь, и станет ещё холоднее. Ашера япоцеловала в лоб, как мёртвого. Вампиры на рассвете на засыпают, а умирают. Они— воистину оживлённые трупы. Я только не до конца понимаю, что их оживляет.

Спать в одной кровати с двумя трупами я не могу. Отостывающей плоти мне становится жутко. Не знаю, смогла бы я спать с вампиром —в смысле, по-настоящему спать? Так что мне пришлось задуматься, на какуюкровать лечь. Если бы в этой комнате был диван, я бы им воспользовалась, но егоне было. Пока я не попросила, здесь даже кресел не было. Наверное, при такойширокой кровати какой смысл сидеть в кресле?

Я вышла и тихо закрыла дверь — не то чтобы я боялась ихразбудить, просто по привычке. Направилась я в комнату Джейсона — мнеприходилось у него ночевать. Стучать я не стала, решив, что все спят — и неошиблась. Джейсон свернулся в клубок на дальней стороне кровати, толькобелокурые волосы торчали из-под одеяла. Кто-то свернулся рядом с ним,уткнувшись ему в спину, и сперва я подумала, что припёрлась некстати, и этоженщина, но потом узнала этот разлив рыжеватых волос. Натэниела устроили здесьна ночь. И тоже не в первый раз.

Они оставили в ванной свет, и дверь была приоткрыта. Незнаю, ради меня, или чтобы Натэниел сообразил, где он, если проснётся ночью. Впервые разы, просыпаясь в этих комнатах без окон, я испытывала клаустрофобию. Ипротив небольшой толики света не возражаю.

Грязь с лица я стёрла ещё в машине детскими салфетками, итеперь только снять сапоги и чулки, и её совсем не станет. Это почти чудо, чтоя там не хлопнулась — на каблуках в скользкой грязи. Сняв кожаную куртку, яаккуратно её сложила. Стула не было, и я села на пол, расстегнула сапоги,поставила их к стенке, чтобы никто не споткнулся, и стащила чулки. Юбказаскорузла от засохшей крови. То, что вампиры в клубе ничего не сказали на этутему, значит, что либо они её не учуяли, либо решили, что отпускать замечаниябудет слишком невоспитанно.

Я сбросила её кучкой на пол, отдельно. Боюсь, даже сухаячистка ей теперь не поможет.

Сняв белую футболку, я организовала третью кучку, вещейвроде бы чистых. Туда пошёл и лифчик. Футболку я надела, и стринги тоже на себеоставила. Без них спалось бы лучше, но футболка — этого мало. Я никогда неспала с Натэниелом без одежды, и с Джейсоном только один раз, когда не в себебыла. Мне бы пижамные штанишки. Более всего мне хотелось сейчас обернутьсяусталым телом вокруг Натэниела и заснуть.

Я забралась под простыни с дальнего конца кровати иподвинулась к голой спине Натэниела. Он заворочался во сне. Я прильнула к нему,обняв его сзади, как обычно мы спим дома. На нем ничего не было, и это говоритне о сексуальной ориентации Натэниела или Джейсона, а о том, что они —оборотни. А оборотни не видят смысла в одежде, когда без неё можно обойтись.

Я устроилась возле Натэниела, а он возле Джейсона, которыйдаже не шевельнулся. Уткнувшись лицом ему в волосы, я, уже засыпая, втянула всебя ванильный запах. Я была дома.

Что-то меня разбудило, я не поняла, что. Вдруг я очнулась вполутьме спальни Джейсона. Так же лежала я рядом с Натэниелом, смутно виднелисьпо ту сторону от него белокурые волосы Джейсона. Ничего не изменилось, так чтоже разбудило меня?