– Ага… Не курить, не делать татуировок, избегать стрессов, отказаться от алкоголя, шоколада, кофе, острого и так далее и так далее. Да разве это жизнь?

Его насмешило, что она рассматривала его член через лупу.

– Небось он показался ей слишком маленьким.

– Знаешь, папа, он у меня побольше твоего будет. Помнишь, мы как-то раз ими мерились?

– А вдруг мой за последнее время подрос? Тогда что?

– На пушку берешь?

Тут Никита прав, о чем я ему и сообщаю, радуясь, что он шутит, но и успев пожалеть, что после нашего развода с Амалией мы так мало времени проводили с ним вместе. Мой сын. Мой злосчастный и наивный сын, ставший выше и сильнее меня. Мой сын, который сегодня, сам того не ведая, поддался бессмысленной и дорогостоящей надежде – поверив в мази, специальные шампуни и кортикостероиды…

На той же улице, что и аптека, есть мясная лавка. Когда мы проходим мимо, я предлагаю Никите купить вырезку, сосиски – что ему захочется, – и мы вдвоем приготовим на скорую руку ужин, чтобы он поел до начала работы в баре. Мне совершенно необходимо растянуть насколько можно эту нашу встречу. В то же время я предчувствую, что ему не терпится поскорее встретиться с приятелями и он мне откажет. К счастью, я ошибаюсь. Никита, как оказалось, увлекся кулинарией. В баре ему поручено делать бутерброды и тапас, а еще он часто готовит для товарищей по квартире. И сейчас ему хочется продемонстрировать свои умения.

– Как же ты всему этому научился?

– Методом проб.

У него есть одно условие: он сам запанирует и поджарит мясо, но ровно в девять уйдет. Я не возражаю.

Мы просим мясника отрезать нам две куриные грудки. Все остальное (панировочные сухари, яйца, кетчуп, овощи для салата и десерт) в достаточном количестве имеется у меня дома.

Я высаживаю его у подъезда и даю ключи. Пока он будет заниматься грудками, я заведу машину в подземный гараж. Это позволит нам сэкономить время.

«Как мне нравится, когда мы вот так понимаем друг друга», – думаю я. И только выключив мотор, я соображаю, какую ужасную ошибку совершил.

Тина!

Тина лежит в красноречивой позе на диване в гостиной, выставив напоказ все что можно.

Первый мой порыв – со всех ног бежать наверх, но уже поздно.

10.

От Хромого я узнаю, что Агеда сегодня днем звонила мне домой. Номера моего мобильника – я стучу по дереву – она не знает, и другу строго-настрого запрещено давать его ей. Насколько я успел убедиться, она старается меня не беспокоить, но сегодня, по словам Хромого, день был особый. Особый? Да. Для Агеды особый, ведь она успешно сдала экзамен по вождению и просто умирает от желания отпраздновать это событие вместе с нами. Она явится в бар, чтобы во всех подробностях описать свой подвиг и угостить нас.

Хромой:

– Ты даже представить себе не можешь, как она тебе благодарна.

Вообще-то, ей уже давно пора было прийти. Нетрудно догадаться, что букет, стоящий на столе, Хромой приготовил для нее, хотя меня самого это ставит в несколько неловкую ситуацию.

– Ты будешь выглядеть настоящим джентльменом.

– Если хочешь, преподнесем цветы от нас двоих.

– Лучше уж я как-нибудь потом подарю ей бриллиантовое ожерелье или скакуна.

До прихода Агеды я успеваю в общих чертах рассказать Хромому, что вчера Никита узнал о существовании Тины. В ответ мой друг отпускает одну из обычных своих шуточек, которые, как правило, отличаются тем, что смешными кажутся только ему самому, – и он, понятное дело, хохочет во все горло, привлекая к нам внимание остальных клиентов.

Я внезапно замолкаю, так как в бар вплывают толстый пес и широкая улыбка, за которой прячется лицо Агеды. Она, как всегда сбивчиво, сообщает хорошую новость, которая нам уже и так известна. Мы от всей души ее поздравляем, и потом Хромой с приторной улыбкой, торжественно – так бы ему и врезал! – вручает цветы. Я не могу не заметить, что Агеда поворачивается ко мне в ожидании, что и я тоже захочу что-нибудь ей подарить. Но к ее чести надо сказать, что она тотчас отводит взгляд, не желая ставить меня в неудобное положение. И начинает без умолку говорить. А вот что было на повороте. А вот что было перед светофором. А перед нами все время ехал грузовик. И слава богу, что я вовремя нажала на тормоз.

Она оплачивает весь сегодняшний счет, сообщая, что это отнюдь не тот гастрономический праздник, на который она хочет нас пригласить. Главный пир состоится в воскресенье у нее дома. Я умоляю свой мозг: «Пожалуйста, подкинь мне поскорее хорошую отмазку, чтобы туда не ходить».

Но мозг – он так и не отозвался! – повел себя крайне легкомысленно и отключился, оставив меня без помощи, когда она была мне нужнее всего.

Мы вышли на улицу – Агеда со своей собакой, я со своей, Хромой со своим протезом и с букетом, который Агеда забыла на столе. Наш друг хочет доставить ее до дома на машине и даже предлагает – вот будет ужас ужасный! – ей самой сесть за руль. Агеда от предложения отказывается, ссылаясь на то, что временные водительские права еще не получила, а даже если бы и получила – чувствует себя не слишком уверенно. Кроме того, ее толстому псу будет не лишним прогуляться.

Мы простились с нашим другом и часть пути шли вместе, занимая всю ширину тротуара. Толстому псу вдруг приспичило – прямо перед витриной оптики он выгнул хребет и навалил кучу такого же цвета, как его шерсть. То есть такую черную, что я подумал, не питается ли он каракатицами в собственном соку. В результате мне приходится выручать его хозяйку, выделив ей один из моих пакетов, так как свои эта волшебная женщина забыла дома. Вытаскивая его из кармана куртки, я почувствовал, как подушечки пальцев наткнулись там на что-то странное. Пока Агеда, нагнувшись, занимается уборкой собачьих экскрементов, я вижу, что это три крошечных бумажных квадратика цветов флага Второй Республики – остатки тех, что я нарисовал на Святой неделе в гостинице Сан-Лоренсо. С тех пор они и лежали в моем кармане. Я жду, пока Агеда выкинет пакет в урну, а потом кладу квадратики на ладонь:

– Вот тебе мой подарок. Надеюсь, ты оценишь его по достоинству, хотя материальная ценность его ничтожна.

Я уверен, что в подобной ситуации миллионы людей решили бы, будто я над ними издеваюсь, и обругали бы последними словами. Только не Агеда. На миг мне показалось, что она даже расчувствовалась.

– Обожаю такие мелочи.

Мы остановились под фонарем, и она еще раз поблагодарила меня, ведь без моей помощи, без трюков, которым я ее обучил, без моей машины, похожей на ту, что была на экзамене, она бы ни за что его не сдала. Мало того, она сумела с первого раза припарковаться – и сделала все без сучка и задоринки. Сама не понимает, как это у нее получилось. Инструктор, кстати, тоже – он даже высказал ей свое удивление и поздравил с таким успехом.

11.

Мы с Хромым отправились в музей Тиссена-Борнемисы, где до конца месяца будет проходить ретроспективная выставка работ Бальтюса. Сорок с лишним картин разных периодов. Там есть все, включая немалое количество девчонок с обнаженной грудью и в весьма вольных позах. Занятно. Я не нашел на выставке ничего, достойного руки Гольбейна или Караваджо, но и не стал бы сравнивать с мазней современных халтурщиков и туфтогонов. Мой друг, воспользовавшись тем, что мне от него некуда было спрятаться, за три четверти часа прочитал несколько основательных лекций на разные темы. В частности, он полагает, что для культурных кодов, на которых мы, к счастью или к несчастью, воспитывались, характерно разрушение всяческих табу, однако теперь этот период подошел к своему завершению – во всяком случае, в качестве главенствующей культурной модели для той части мира, где мы обитаем.