действует как механизм повторного приписывания каждому из его компонентов статуса «актанта» (витального субъекта). Эта задача отнимает функцию агента у человека, чтобы признать множественную агентность ведра, в том числе его материальность, физическую форму и разнообразные дискурсивные и аффективные рамки (то есть научные, исторические, культурные, идеологические, мысли и желания).

Для того чтобы приписать агентность и предполагаемые свойства каждому из составляющих ведра (например, биологическим, структурным, экологическим процессам, техническим и технологическим процессам, человеческим действиям, мыслям, желаниям), я опираюсь на литературу по постчеловеческим гуманитарным наукам (Braidotti, 2013; Брайдотти, 2021; Hodder, 2012), новым материализмам (Bennett, 2010; Беннетт, 2018) и соответствующую техническую, научную и историческую информацию. Пластик, из которого изготовлено ведро, включает в себя ряд тесных взаимозависимостей, начиная с его исторической генеалогии, а именно разработку с ее человеческими актантами, например гражданскими инженерами, производственную последовательность превращения материалов (углерода, масла, полимера) в расплавленный пластик, прессовку и литье под давлением. Собирая вместе актантов, составляющих «композицию», и переставляя их в новые типы отношений, мы можем рассматривать перформативные эффекты их взаимодействия и предполагаемые свойства в целом как распределительную агентность (см. Bennett, 2010: viii; Беннетт, 2018). При главенстве агентности огня, к примеру, его предполагаемые возможности, в том числе физические и химические свойства, относятся к серии жестких взаимозависимостей, которые демонстрируют различные темпоральности, кластеризации, интенсивность и благоприятствующие эффекты, определенным образом объединенные вокруг ведра. Например, температура выше 40 градусов по Цельсию, изменение климата как агентность, ставшая возможной благодаря людям, вступили во взаимодействие с другими возможностями, такими как скорость ветра и быстрое окисление австралийского буша в экзотермическом химическом процессе горения с высвобождением тепла, света и дыма. Это позволило пожару в Килмор-Ист возникнуть, охватив собственность Билла Патта вместе с ведром. Эта последовательность заперта в серии других вложенных друг в друга, встроенных и запутанных отношений (органические и неорганические жизненные силы, дискурсы и материальности): неисправный водяной насос, форма ведра и его носик как способность удерживать и наливать воду, химический состав пластика в сочетании с теплом излучения и его плавящим эффектом, страх Билла все потерять, умирающий домашний скот, горящие постройки и само бегство. Как «композиция» зеленое ведро больше не является статичной вещью; скорее, оно предстает сразу в нескольких локациях как следствие его распределения по множеству разнообразных актантов и как часть еще большего разнообразия динамичных социальных коллективов и протяженных сетей (см. Hodder, 2012). Прочность ведра выступает заменой для распределенных актантов и агентностей, совместно его составляющих (см. Bennett, 2010; Беннетт, 2018; Coole, Frost, 2010). Рассмотрение ведра как «вещности» и «композиции», описание его элементов, материалов и историй, атрибутируемых ему в качестве «актантов» и «агентностей», а также термин «перформативность», описывающий взаимодействия актантов как часть расширенной, сетевой композиции, позволяют нам выйти за рамки социального конструирования «объекта», «артефакта» и «коллекции». Там, где традиционные термины способствовали сосредоточению внимания исключительно на социальных и культурных конвенциях языка, описывая, давая имена, рассказывая истории и личные мнения как ограниченные объекты, эти новые термины указывают на их новую реляционную конфигурацию, учитывающую активную и запутанную жизнь всех ее компонентов.

Смещение социальной субъективности от человека к включению не-человеческого мира путем атрибуции каждому из элементов объекта качества актанта, а также множество способов, какими эти взаимозависимые субъекты переплетаются и вкладываются друг в друга, представляют собой лучшую иллюстрацию наших агентных или подвижных, живых отношений с жизнью как таковой. Взаимодействие этих множественных реляционных субъектов также составляет коллективные формы социальной агентности, которые будут способствовать новому пониманию возникновения истории изнутри этих более-чем-человеческих коллективов. Композиция также способствует новым формам человеческой гражданской жизни и социальности по-разному включать в себя одушевленные и неодушевленные вещи, технологию, материалы, деревья, климатические системы, людей и дискурсы, каждый из которых является реляционным субъектом, а вместе они выступают как коллективные формы агентности. Эта более инклюзивная версия общего мира обладает возможностью развивать и усиливать уважение и этическую заботу о разнообразии как одушевленных, так и неодушевленных вещей (Braidotti, 2013; Брайдотти, 2021). Она может питать новые формы межвидовых связей и межкультурных отношений, а также прочие способы мышления и формирования понятий, приближающиеся к сложности самой жизни.

Новые исследования и процедуры документирования постчеловеческих коллекций способны помочь анализу и описанию объектов в качестве «вещественных» и социоматериальных композиций. Таким образом, эти практики включают в себя: 1) детализацию актантов, составляющих расширенную композицию на местах; 2) их многочисленных действующих лиц, последовательности, взаимозависимости, запутанности, взаимодействия, пространственные и временные измерения; и 3) картографию движения этих актантов, представляющую их перформативность в виде эмерджентных процессов.

Во время пожара Билл действительно спас свой дом и свою жизнь, но потерял скот и несколько хозяйственных построек на своей земле.

См. также: Искусство в антропоцене; Критический постгуманизм; Не-человеческая агентность; Онтологический поворот; Постгуманистическая перформативность.

Фиона Р. Кэмерон

(Перевод Ольги Дубицкой)

Постчеловеческие ограниченные возможности и их исследования

В недавней статье (Goodley, Lawthom, Runswick-Cole, 2014) мы задались вопросом: что значит быть человеком в XXI веке, и каким образом ограниченные возможности обогащают эти значения? Вдохновленные, в частности, работами Рози Брайдотти о постчеловеческом состоянии (Braidotti, 2003; 2006b; 2013), мы занялись поиском ответов на эти вопросы, оказавшись в запутанных переплетениях природы, общества, технологий, медицины, биовласти и культуры. Но как ограниченные возможности говорят с постчеловеком (и наоборот)? Мы понимаем ограниченные возможности как политическую категорию, идентичность и момент реляционной этики. Мы считаем, что наше сообщество ученых и активистов – критических исследований ограниченных возможностей – легко приняло позицию постчеловеческого, потому что инвалидность всегда противоречила традиционному классическому гуманистическому пониманию того, что значит быть человеком (см. Goodley, Lawthom, Runswick-Cole, 2014). Мы утверждаем, что ограниченные возможности также предлагают критический анализ постгуманизма (и, естественно, гуманизма). Мы опираемся на одну из разработанных Брайдотти постгуманистических тем из ее текста 2013 года: «жизнь по ту сторону Я». Мы показываем те способы, которыми ограниченные возможности воплощают постчеловеческое улучшение «я», одновременно требуя его признания в гуманистическом регистре. Это подводит нас к нашей недавней работе, в которой мы начали разрабатывать теорию DisHuman Studies (см. Goodley et al., 2014; Goodley, Runswick-Cole, Liddiard, 2016). Данная теория, мы утверждаем, признает предлагаемые ограниченной дееспособностью возможности взбудоражить, переформировать и переформатировать человека (калеки и постчеловеческие амбиции) и в то же время утверждает человечность людей с инвалидностью (нормативные и гуманистические желания).

Гуманизм и постчеловеческое состояние

Человек – это самовозвеличивающийся абстрактный идеал и символ классического человечества, который был рожден в Европе, основываясь на разработанной в «XVIII и XIX веках интерпретации идеалов классической Античности и итальянского Возрождения» (Braidotti, 2013: 13; Брайдотти, 2021: 31–32). В недавнее