«…вы продолжаете придерживаться… телеологических представлений о природе, где смысл смерти определен заранее, но теперь вы признаёте, что данное суждение может быть более спорным, чем вы предполагали ранее… То, что не подлежало обсуждению, теперь может постепенно переосмысляться. Отныне вы гораздо активнее отмечаете важность проявления предварительного уважения к мнению страдающего, даже если подобное культивирование критической отзывчивости нарушает ваши собственные взгляды на природу, смерть или божественное».

Ibid.: 147

Определение микрополитики, предложенное Коннолли, позволяет нам переосмыслить отношения между правами и биоэтикой. Оно дает нам возможность сосредоточиться на действительных желаниях и интересах тех, кто требует прав в биомедицинском контексте. Подобно номадической этике Брайдотти, эта критическая отзывчивость ведет к преобразованию, к размышлениям о том, как в подобных случаях могут возникать права, и об их отношении к индивидуальным свободам и сообществу. Введенное Коннолли представление о двойственной политике становления помогает нам привнести номадическую этику Брайдотти в переосмысление прав, представленных в качестве постчеловеческих. Это активный способ субверсивного использования юридического дискурса с целью разрушения принятых моделей субъективности, сообщества, идентичности, закона и политики.

Заключение

Подобная постчеловеческая практика отмечает создание нового способа осмысления и применения прав, освобожденного от упорядоченного и ориентированного на большинство юридического мышления в неолиберальном модерне. Права постчеловека воплощают требования трансверсальных ассамбляжей индивидов, не признающих бинарного разделения между мыслью и действием, жизнью и смертью, окружающей средой и человечеством или животностью и человечностью. Этот процесс похож на то, что Брайдотти называет «дефамилиаризацией», когда «познающий субъект освобождает себя от господствующего нормативного образа себя самого, к которому он привык, ради того чтобы обнаружить себя в постчеловеческой системе координат» (Braidotti, 2013: 167; Брайдотти, 2021: 322). Это дает нам возможность осмыслить микрополитику жизни как zoe (в качестве материально воплощенной сингулярности), которая противостоит упорядочивающей молярной политике bios, Жизни с большой буквы (понимаемой как трансцендентальная и неизменно мужская). Эта микрополитическая встреча с законом отменяет навязывание биополитического порядка индивидам и позволяет им благодаря их постоянному собственному вмешательству в сферу права и политики осуществлять активную и состязательную форму гражданства.

См. также: Политические тела; Геогидросолярная биотехнополитика; Постгуманистическая критическая теория; Критический постгуманизм; (Не)зарегистрированное гражданство; Постчеловеческие ограниченные возможности и их исследования.

Патрик Ханафин

(Перевод Марка Белова)

Прекогниция

Прекогниция, известная как ясновидение или осознанное познающее восприятие, относится к типу экстрасенсорной перцепции или парапсихологической способности видеть будущие события в настоящем. Случаи прекогниции, или анекдотические притязания на «предсказание судьбы», имели место на протяжении всей истории человечества и, как полагают, были попыткой дать интерпретацию субъективным входящим сенсорным сигналам (Honorton, Ferrari, 1989). В данном случае индивид получает сенсорную информацию при помощи транстемпорального действия сознания, за границами признанных физических чувств. В парапсихологических кругах прекогниция – это больше, чем просто путешествие во времени. Это явление определяется как логически невыводимое предсказание будущих событий.

Интересно, что парапсихология развилась в XIX веке из попыток научно исследовать существование сознания после телесной смерти, поскольку прекогнитивные процессы находятся на периферии текущего жизненного опыта, захватывая непознаваемое будущее, или, выражаясь кантовским языком, возвышенное. В этом отношении прекогницию трудно измерить, потому что она в основном определяется тем, чем она не является: неоспоримым или научно проверяемым явлением. Прекогниция, как и другие парапсихологические явления, не имеет научной теории или техники поддержания экстрасенсорного события, и потому ее связывают с суеверием, иррациональностью или же сверхъестественной или спекулятивной причинностью (Thalbourne, Storm, 2012). Талборн и Сторм утверждают, что в основе прекогниции лежит психологическая черта, известная как транслиминальность, или склонность к тому, чтобы психологический материал, такой как образы, идеи, аффекты и восприятия, преодолевал вход или выход за порог сознания, что повышает чувствительность к мистическому опыту. Транслиминальность, однако, находит более глубокий резонанс с постчеловеческим, поскольку составляет материал как бессознательного, так и окружающей среды.

Иммануил Кант в своей работе «Ответ на вопрос: Что такое Просвещение?» обличает «неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-либо другого» (1991: 54; 1994: 127). Антропоцентризм имеет для Канта центральное значение, поэтому пытаться понять окружающую среду или воспринимаемую длительность как внешние по отношению к собственному интеллекту – значит, согласно Канту, отрицать систематическое знание о природе и пренебрегать авторитетом разума. Таким образом, модусы суеверия или мистицизма находятся в одном ряду с состоянием несовершеннолетия по собственной вине, отвергающим более полноценный человеческий опыт. Как и в случае Канта, ученые-когнитивисты позиционируют контингентность парапсихологического как часть более широкой экологии научного знания, которую еще только предстоит открыть.

Критики парапсихологии также утверждают, что исследование связи между сознанием и реальностью с большей вероятностью приведет к открытиям, если оно основано на научной теории. Например, Джеймс Элкок (James Alcock, 1987) пишет, что парапсихологическая деятельность неустойчива в том смысле, что не существует предмета, вокруг которого наука могла бы развить ясное и разумное и, следовательно, фальсифицируемое понимание. Автор считает, что подход «все сгодится», свойственный парапсихологической деятельности, ведет не к дальнейшему объяснению научного знания, а лишь к поиску нематериальных аспектов человеческого существования.

Так и будет, если мы согласимся, что прекогнитивные процессы – это не просто необъяснимые феномены, но они связаны с условиями, лежащими в основе их подлинности (или обнаружения) (Honorton, Ferrari, 1989). Если исходить из научных ограничений, эти явления противоречат принципам причинности, которым принадлежит важная роль в осмыслении окружающего нас мира. Здесь возникает сложность, несмотря на плохо подтвержденные свидетельства, исходя из которых можно предположить, что люди обладают способностью связывать будущие события с настоящими обстоятельствами. Как напоминает нам Аристотель, причинность существует не только сама по себе, но и должна быть укоренена в теории причинно-следственных связей.

Следуя социально-когнитивной психологии в ее стремлении получить доступ к когнитивным и аффективным процессам, исследование парапсихологии использует явные методы, такие как расчет с навязанным выбором. В стремлении выйти за пределы антропоцентричного знания в этой области также предпочитают более косвенные и сублиминальные стимулы для измерения психологических реакций (см. Radin, 1997). Многие парапсихологические тесты являются модификациями хорошо зарекомендовавших себя психологических приемов, проводимых в обратном порядке, когда ответы испытуемых собираются до, а не после стимульного события. Вместо того чтобы отделить причину от следствия, эти тесты ставят новые вопросы в отношении методологической обоснованности неповторяемых результатов (Там же).

Кроме того, научное исследование прекогниции осложняется общим утверждением о прекогнитивном допущении: что субъективные модусы длительности – это абстракция от возможности нефизических остатков, как называет это Дж. У. Данн. Он так описывает прекогнитивные видения: «В