же время он был отлит по модернистским и капиталистическим лекалам. «Человечество, – отмечает Брайдотти, – относится к мужскому полу – это именно он» (Ibid.: 24; Там же: 49). Более того, «он белый, европеец, хорош собой и имеет здоровое тело» (Там же), «идеал телесного совершенства» (Ibid.: 13; Там же: 30), «имплицитно считается белым мужчиной, обитающим в городе, говорящим на стандартном языке, представляющим собой гетеросексуальную репродуктивную единицу и являющимся гражданином признанного государства» (65; 126–127), «разумное животное, наделенное языком» (143; 275). И к этому мы добавим, что уважаемый человек нашего времени – это неолиберал-эйблист, гражданин, способный и желающий работать (Goodley, 2014). Эта узкая гуманистическая концепция человека исторически исключала многих. У постколониальной писательницы Сильвии Уинтер (2003: 260) эта категория исключенных Других включает беженцев, экономических мигрантов, криминализированное большинство чернокожих и темнокожих латиноамериканцев из бедных районов и постоянно растущую глобальную, межрасовую категорию бездомных и безработных. К ее списку аутсайдеров мы бы добавили людей с ограниченными возможностями. Уинтер утверждает, что категория человека, выкованная в промышленных и литейных цехах западной модерности, на самом деле является «центральной сверхрепрезентацией», которая «позволяет интересам, реальности и благополучию эмпирического человеческого мира продолжать беспрекословно подчиняться интересам, реальности и благополучию ныне глобально господствующего этноклассового «мужского» мира (Winter, 2003: 262, курсив добавлен). Это заставляет Уинтер описывать борьбу нашего нового тысячелетия как борьбу «между устойчивым императивом сохранения благополучия нашей нынешней этноклассовой (то есть западно-буржуазной) концепции человека, Мужчины, претендующей на сверхрепрезентацию человека как такового, и императивом обеспечения благополучия и, следовательно, полной когнитивной и поведенческой автономии самого человеческого вида, то есть нас самих» (Ibid.: 260). Мы здесь понимаем позицию Уинтер как намеренно гуманистическую и согласующуюся с тем новым гуманизмом, который имел в виду Франц Фанон (1993): с экспансионистским восстановлением категории человека. Политический и практический ответ на эту сверхрепрезентацию подразумевает стремление к признанию права исключенных из эмпирического человеческого мира Других на человеческую жизнь с опорой на нормативно-правовые документы и общенациональные декларации, направленные на поддержку того феномена, что называется человеком. Мы могли бы привести здесь в качестве примера возможности для гуманистического признания, предоставляемые Конвенцией Организации Объединенных Наций о правах людей с ограниченными возможностями. Мы согласны с Брайдотти (2013; 2021) в том, что эти документы предлагают мощные формы признания и аппарат для агитации многим людям, которые по понятным причинам стремятся быть включенными в гуманистическую человеческую категорию.

Представляется, что постгуманистический анализ разными способами отвечает на доминирование гуманизма. Одной из его характерных черт является неприятие категории человека как старомодного, элитарного и узкого феномена и открытие на его месте новых форм субъективности, реляционности и социальности, связанных с постгуманистическими концепциями, такими, например, как идея киборга (Харауэй), ризомы (Делёз и Гваттари), слияния животного с человеком (Чен) и нечеловеческих монстров и химер (Шилдрик). Аналогичные ответы можно найти и в сообществе людей с ограниченными возможностями. Развитие крип-теории, активизма, искусства, сообщества и политики (см. McRuer, 2006) подчеркивает разрушительный антигуманистский потенциал ограниченных возможностей в деле создания новых способов жизни, любви и труда. Ограниченные возможности переосмысливаются как место – и крип-пространство, – где размышляют о том, как человеческое существо преображается в культурных, технологических, политических и глобализационных процессах. В силу своего крип-потенциала ограниченные возможности представляют собой глубоко постчеловеческое состояние.

Может показаться, что политика ограниченных возможностей имеет сложные отношения с гуманизмом и постчеловеком. Мы ранее сталкивались с этим противоречием. Нас поражает (и мы ее разделяем) двойственность постгуманистического позиционирования, демонстрируемая Брайдотти по отношению к человеку гуманизма. В своей статье 2006 года (Braidotti, 2006b) и в книге 2013 года она, как мы полагаем, с необходимостью оставляет место утверждению гуманистического человека. Например, силе дискурса прав человека как общей рамки признания. В то же время она всегда с энтузиазмом подчеркивает наши постчеловеческие качества (например, слияние человеческой, животной и экологической политики как постсоциального императива). Мы рассматриваем это как отрицание гуманистического человека – в классическом психоаналитическом смысле одновременного желания и отвержения. Этот акт отрицания находит отклик у тех из нас, кто занимается и критическими исследованиями, и политикой ограниченных возможностей.

Постчеловеческая тема: жизнь по ту строну Я

В «Постчеловеке» Брайдотти (Braidotti, 2013; 2021) развивает первую из ряда постчеловеческих тем. Тема жизни по ту сторону Я позволяет разработать новую теорию человеческого субъекта, которая «учитывает постчеловеческий поворот и, следовательно, признает упадок гуманизма» (2013: 51; 2021: 100–101). Этот упадок примечателен, потому что он открывает «я» как расширенную, распределенную, взаимосвязанную и реляционную сущность, показывает нам ее «воплощенной в тело и укорененной в контекст» (Ibid.; Там же: 102). Постчеловеческий субъект принимает «утверждающую политику», сочетающую в себе «критику с креативностью» в стремлении к альтернативным способам жизни друг с другом (Ibid.; Там же: 106). Это понятие расширенного «я» напоминает о предложенной Брайдотти процессуальной онтологии (2006b). Вместо того чтобы концептуализировать онтологию как феномен, интернализованный индивидуальным субъектом, нас просят подумать о видах связи между одним и другим, а также внутри одного и другого, что создает реляционную онтологию. Такие связи можно найти и в движении людей с ограниченными возможностями, чьи активисты образовали сообщества и формы сопротивления, создавшие новые постчеловеческие ассамбляжи крип-коллективности, идентичности и сопротивления. Точно так же люди с ярлыком интеллектуальных нарушений (которые ранее были бы обозначены как умственно отсталые) взрывают этот патологический ярлык своей коллективной политикой самозащиты, оспаривающей их маргинализацию и проблематизирующей профессиональный и институциональный недостаток знаний. Глобальное движение за защиту собственных прав охватывает зарождающийся постчеловеческий ассамбляж политики ограниченных возможностей – политическую общность, которая простирается за национальные границы, – образуя глобальное множество (Hardt, Negri, 2000; 2004; Негри, Хардт, 2004; 2006). «Я» не только расширяется, но и востребовано. Кампании Британской организации «Люди с ограниченными возможностями против сокращений» (Disabled People Against Cuts, DPAC) направлены против нарушений прав человека в рамках политики жесткой экономии британского правительства. Активисты с ограниченными возможностями коренным образом изменили, сформировали и перестроили политический ландшафт Великобритании, чтобы обеспечить принятие антидискриминационного законодательства. Эти примеры активизма опираются на гуманистические дискурсы универсальных прав человека и личного признания. Действительно, возвращаясь к политике правовой самозащиты для людей с интеллектуальными нарушениями, многие из этих групп принимают лозунг «Люди прежде всего», который является очень гуманистическим. Политика ограниченных возможностей работает на грани между постчеловеческой и гуманистической политикой.

Заключение: манифест исследований ограниченных возможностей (дис-гуманистических исследований)

Постгуманистические исследования ограниченных возможностей стремятся охватить их как подрывные, так и позитивные последствия. Мы осознаем, что как состояние ограниченных возможностей, так и постчеловеческое состояние объединены неизбежным отрицанием человека. Это привело нас к разработке темы Исследований людей с ограниченными возможностями (дис-гуманистических исследований), которые, как мы настаиваем, и признают пространство, предлагаемое ограниченными возможностями, для того чтобы