– Замолчи! Пусти! Отдать ребенка такой, как ты?! Чтобы ты и его убила?!

– Это не так, не так, Рёко; это не твой ребенок. Умоляю, верни его!

– Сколько б я ни рожала детей, ты всех их убила! Но не на этот раз! Пусти! Демон! Убийца!

Мать и дочь, дравшиеся из-за ребенка, постепенно приближались ко мне. Дождь, низвергавшийся с небес подобно водопаду, искажал видимый мир. Во тьме взлетали и рассыпались во все стороны водяные брызги. Это было видение ада. В шуме дождя раздавались крики умерших, томившихся в аду. Я не мог сдвинуться с места, только слушал их голоса, смотрел на их тени.

– Это не я. Не я убила их. Это…

– Не лги!

Все вокруг стало ослепительно-белым.

В этой вспышке я ясно увидел…

Из шеи Кикуно Куондзи торчал глубоко воткнутый в ее горло металлический предмет.

Это был большой хирургический скальпель. Один из про́клятых инструментов из той комнаты.

Из горла Кикуно вырвался свистящий звук, похожий на шум ветра. Это был звук ее дыхания, просачивавшегося из проткнутого горла.

Шум ветра превратился в слова:

– Маму… Прошу, прости свою маму…

Лезвие беспощадно сверкнуло, рассекая ей горло.

Кикуно Куондзи пошатнулась и, все ещё издавая звук, похожий на свист ветра, и обливаясь кровью, хлеставшей из перерезанных артерий, начала падать в мою сторону. Осознав наконец, что произошло, я обхватил ее руками, не дав упасть на землю.

Я слышал прерывающийся свист покидавшего ее дыхания.

В то самое мгновение, когда она попыталась стать настоящей матерью, настоятельница про́клятого дома Куондзи скончалась на моих руках.

Я поднял глаза.

Рёко смеялась.

– Глупая женщина. Дом Куондзи не нуждается в такой глупой матери.

– Рё… Рёко-сан… – Собрав все свои силы, все, что я смог наконец сделать, – это лишь назвать ее по имени.

– Не знаю, что сказал тебе этот болтливый оммёдзи, но я сейчас – это настоящая я, Рёко Куондзи. Если будешь стоять у меня на пути, я и тебя не пощажу. Отойди в сторону.

– Я… я…

Раздался оглушительный грохот. Дверь со стороны библиотеки слетела с петель. В запретную маленькую комнату ввалились несколько полицейских. Позади них был Кёгокудо.

– Рёко-сан! Оставьте этого ребенка. К сожалению, вы не сможете его убить. Чтобы убить ребенка, вам необходим этот камень, не так ли? – Растолкав полицейских, Кёгокудо вошел в комнату и, взяв с письменного стола тот самый камень, приподнял его на ладони. – Это традиция семьи Куондзи.

– Традиции создаю я.

Сказав так, Рёко прижала к младенцу большой скальпель, покрытый кровью ее матери.

– Стой!

Со стороны нового здания подбежали еще трое полицейских. В руках они сжимали пистолеты.

– Ваши наглые попытки вмешаться напрасны. Вам никогда не понять…

На лице Рёко, походившем на маску театра Но, возникла слабая ускользающая улыбка. Она развернулась в направлении нового здания – в точности как птица, меняющая направление в полете.

– Рёко-сан! Это бессмысленно! Здесь полиция!

Движением, нисколько не походившим на человеческое, с нечеловеческой стремительностью Рёко бросилась на одного из полицейских. Еще одного, не ожидавшего нападения и на мгновение растерявшегося, она полоснула скальпелем по лицу. Офицер, закричав от боли, схватился руками за лицо и присел на корточки. Оставшийся с испуганным видом поднял пистолет, готовый выстрелить.

– Не стреляй! У нее младенец!

Это был голос Кибы.

Он и еще несколько полицейских обогнули сад, располагавшийся за домом.

Отшвырнув в сторону последнего полицейского, на мгновение заколебавшегося от яростного окрика Кибы, Рёко скрылась в темноте.

Я бросился вслед за ней.

– …той ночью – я ждала тебя.

– …пожалуйста, спаси… меня.

– …я сейчас – это настоящая я.

Настоящая ты – кто это?

Что мне делать?

Что я тебе сделал?

Что я натворил?

Боковой порыв ветра обрушил на меня стену дождя. Рёко пробежала ее насквозь, крепко прижимая к груди младенца, и вбежала в новое здание. Киба и его полицейские буквально дышали мне в спину. Я бежал. Из-за дождя впереди ничего не было видно. Ноги вязли в грязи.

Тьма есть не только там, где отсутствует свет. Разве тьма – не повсюду? Нет места, которого она не достигла бы. Доказательством этого было то, что я в тот момент не осознавал даже собственной формы. Дождь, теплый, как кровь, окутывал все мое тело, и я не вполне понимал, где заканчиваюсь я, а где начинаются струи дождя.

Я вбежал в здание. Миновал лабораторию. Ноги, перепачканные в жидкой грязи, скользили по выложенному плиткой полу. Не знаю, сколько раз я упал и вновь поднялся. Наконец я оказался в холле, напоминавшем внутренность собора. Через огромную дыру в потолке, насквозь прошивавшую здание и достигавшую крыши, с оглушительным ревом и грохотом, подобно водопаду, низвергалась дождевая вода.

Всего несколько дней назад я видел торжественный луч света, падавший с неба через эту дыру, словно по нему вот-вот должен был сойти на землю ангел. Однако теперь это выглядело совершенно как…

«Видение конца этого мира?

Да, точно. Сегодня все должно закончиться».

Сегодня должен был наступить финал этого трагического фарса. Всем своим существом я чувствовал приближение крушения мира.

«Где Рёко?

Наверху».

Я бросился вверх по лестнице, перепрыгивая по две ступеньки. Дожди лил из дыры в потолке непрекращающимся мутным потоком.

«Ее нет. Если я не найду ее как можно скорее, ее схватит полиция».

Поднявшись на третий этаж, я наконец увидел фигуру Рёко.

Она стояла на краю дыры. А на противоположном краю – на другом берегу…

Стоял Энокидзу, словно преграждая ей путь.

Узнав его, Рёко остановилась и медленно обернулась.

Крепко прижимая к своей груди младенца, она посмотрела мне в лицо.

Ее собранные в пучок волосы рассыпались по плечам, белое бескровное лицо ничего не выражало.

На лбу проступили синеватые вены.

Белая блузка, намокшая от дождя, плотно облепила тело, так что стали отчетливо видны все его изгибы.

Она была практически полуобнаженной.

Нижняя часть ее тела была залита ярко-красной кровью.