глазные болезни были так распространены на Ближнем Востоке; там, как и везде, медицине уделялось больше всего внимания лечению, меньше всего - профилактике. Операции по удалению катаракты были многочисленными. Халифа ибн-аби'л-Махасин из Алеппо (1256 г.) был настолько уверен в своем мастерстве, что оперировал катаракту у одноглазого человека.81 Книга Ибн Байтара "Китаб аль-Джами" вошла в историю медицины и ботаники: в ней перечислены 1400 растений, продуктов и лекарств, 300 из которых - новые, проанализированы их химический состав и целебная сила, добавлены острые наблюдения по их использованию в терапии. Но величайшее имя в этом акме мусульманской медицины - Абу Марван ибн Зухр (1091-1162) из Севильи, известный европейскому медицинскому миру как Авензоар. Он был третьим в шести поколениях знаменитых врачей, все из одной семейной линии, и каждый из них был на вершине своей профессии. Его "Китаб аль-Тасир", или "Книга упрощений по терапии и диете", была написана по просьбе его друга Аверроэса, который (сам величайший философ эпохи) считал его величайшим врачом после Галена. Сильной стороной Ибн Зухра было клиническое описание; он оставил классические анализы опухолей средостения, перикардита, туберкулеза кишечника и паралича гортани.82 Переводы "Тасира" на иврит и латынь оказали глубокое влияние на европейскую медицину.

Ислам также лидировал в мире по оснащенности и компетентности своих больниц. Одна из них, основанная Нур-ад-дином в Дамаске в 1160 году, в течение трех столетий предоставляла бесплатное лечение и лекарства; в течение 267 лет, как нам рассказывают, ее огонь не угасал.83 Ибн Джубайр, приехав в Багдад в 1184 году, был восхищен великим Бимаристаном Адади, больницей, возвышавшейся, как королевский дворец, на берегу Тигра; здесь больным бесплатно выдавали еду и лекарства.84 В Каире в 1285 году султан Калаун начал строительство Маристан аль-Мансур, величайшей больницы Средневековья. В просторном четырехугольном корпусе четыре здания возвышались вокруг внутреннего двора, украшенного аркадами и охлаждаемого фонтанами и ручьями. Здесь были отдельные палаты для больных различными заболеваниями и для выздоравливающих, лаборатории, диспансер, амбулатории, диетические кухни, бани, библиотека, часовня, лекционный зал и особенно приятные помещения для умалишенных. Лечение предоставлялось бесплатно мужчинам и женщинам, богатым и бедным, рабам и свободным; каждому выздоравливающему при выписке выдавалась денежная сумма, чтобы ему не нужно было сразу возвращаться к работе. Бессонницам предоставлялась тихая музыка, профессиональные рассказчики, и, возможно, исторические книги.85 Убежища для душевнобольных существовали во всех крупных городах ислама.

VII. АЛЬ-ГАЗАЛИ И РЕЛИГИОЗНОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ

На фоне этих достижений науки старая ортодоксия боролась за сохранение лояльности образованных слоев населения. Конфликт между религией и наукой привел многих к скептицизму, а некоторых - к открытому атеизму. Аль-Газали разделил мусульманских мыслителей на три группы - теистов, деистов, или натуралистов, и материалистов - и осудил все три группы как неверных. Теисты признавали Бога и бессмертие, но отрицали творение и воскресение тела, а рай и ад называли лишь духовными состояниями; деисты признавали божество, но отвергали бессмертие и рассматривали мир как самодействующую машину; материалисты полностью отвергали идею Бога. Полуорганизованное движение "Дахрия" исповедовало откровенный агностицизм; несколько из этих сомневающихся Томасов потеряли голову перед палачом. "Ты напрасно мучаешь себя, - говорил Исбахан ибн Кара одному благочестивому постнику во время Рамадана, - человек подобен зерну, которое прорастает и растет, а затем скашивается, чтобы погибнуть навсегда..... Ешьте и пейте!"86

Именно в ответ на такой скептицизм магометанство породило своего величайшего богослова, Августина и Канта ислама. Абу Хамид аль-Газали родился в Тусе в 1058 году, рано потерял отца и воспитывался у друга-суфия. Он изучал право, теологию и философию; в тридцать три года его назначили на кафедру права в колледже Низамийя в Багдаде; вскоре весь ислам прославил его красноречие, эрудицию и диалектическое мастерство. После четырех лет такой славы его свалила загадочная болезнь. Аппетит и пищеварение нарушились, паралич языка периодически искажал его речь, а разум начал разрушаться. Мудрый врач диагностировал его болезнь как психическую. На самом деле, как позже признался аль-Газали в своей замечательной автобиографии, он потерял веру в способность разума подтвердить магометанскую веру, а лицемерие ортодоксального учения стало невыносимым. В 1094 году он покинул Багдад, якобы для паломничества в Мекку; на самом деле он удалился в уединение, ища тишины, созерцания и покоя. Не найдя в науке поддержки для своей разрушающейся веры, он обратился от внешнего мира к внутреннему; там, как ему казалось, он обнаружил непосредственную и нематериальную реальность, которая давала прочную основу для веры в духовную вселенную. Он подверг критическому анализу ощущения, на которых, казалось, зиждется материализм; обвинил органы чувств в том, что звезды кажутся маленькими, хотя, чтобы быть такими видимыми издалека, они должны быть гораздо больше Земли; и на основании сотни подобных примеров пришел к выводу, что ощущения сами по себе не могут быть надежным критерием истины. Разум был выше и корректировал одно чувство другим, но в конце концов и он опирался на ощущения. Может быть, в человеке есть форма знания, проводник к истине, более надежный, чем разум? Аль-Газали считал, что нашел его в интроспективной медитации мистика: суфий ближе, чем философ, подходил к скрытому ядру реальности; высшее знание заключалось в созерцании чуда разума, пока Бог не появлялся внутри самого себя, а само "я" не исчезало в видении всепоглощающего Единого.87

В таком настроении аль-Газали написал свою самую влиятельную книгу - "Тахафут аль-Филасифа" ("Разрушение философии"). Все искусства разума были обращены против разума. С помощью "трансцендентальной диалектики", столь же тонкой, как у Канта, мусульманский мистик утверждал, что разум ведет к всеобщему сомнению, интеллектуальному банкротству, моральной деградации и социальному краху. За семь столетий до Юма аль-Газали свел разум к принципу причинности, а причинность - к простой последовательности: все, что мы воспринимаем, - это то, что Б регулярно следует за А, а не то, что А вызывает Б. Философия, логика, наука не могут доказать существование Бога или бессмертие души; только прямая интуиция может убедить нас в этих убеждениях, без которых не может выжить никакой моральный порядок, а значит, и никакая цивилизация.88

В конце концов аль-Газали вернулся через мистицизм ко всем ортодоксальным взглядам. Старые страхи и надежды его юности вновь нахлынули на него, и он признался, что чувствует над своей головой глаза и угрозы сурового божества. Он заново провозглашал ужасы магометанского ада и призывал проповедовать их как необходимые для народной нравственности.89 Он вновь принял Коран и хадисы. В своем труде "Ихья Улум ад-Дин" ("Возрождение науки религии") он излагал и защищал свою обновленную ортодоксию со всем красноречием и пылом своего расцвета; никогда еще в исламе