скептики и философы не встречали столь решительного отпора. Когда он умер (1111 г.), волна неверия была окончательно переломлена. Все ортодоксы утешались его словами; даже христианские богословы были рады найти в его переведенных трудах такую защиту религии и такое изложение благочестия, каких никто не писал со времен Августина. После него, несмотря на Аверроэса, философия спряталась в отдаленных уголках мусульманского мира, научные изыскания сошли на нет, а разум ислама все больше и больше погружался в хадисы и Коран.

Обращение аль-Газали к мистицизму стало большой победой суфизма. Ортодоксы теперь приняли суфизм, который на некоторое время поглотил теологию. Муллы - заученные выразители мусульманской доктрины и закона - по-прежнему доминировали в официальном религиозном и правовом мире; но поле религиозной мысли было уступлено суфийским монахам и святым. Странным образом одновременно с появлением францисканцев в христианстве в исламе двенадцатого века сформировалось новое монашество. Теперь суфии отказывались от семейной жизни, жили в религиозных братствах под началом шейха или мастера и называли себя дервишами или факирами - персидское и арабское слово, означающее нищего или мендиканта. Одни с помощью молитв и медитации, другие с помощью аскетического самоотречения, третьи в изнеможении после диких танцев стремились выйти за пределы самого себя и возвыситься до чудесного единения с Богом.

Их доктрина получила формулировку в 150 книгах Мухьи аль-Дина ибн аль-Араби (1165-1240) - испанского мусульманина, проживавшего в Дамаске. Мир никогда не был сотворен, говорил аль-Араби, ибо он является внешним аспектом того, что в глубине души есть Бог. История - это развитие Бога до самосознания, которого он достигает в конце концов в человеке. Ад - временное явление, в конце концов все будут спасены. Любовь ошибается, когда любит физическую и преходящую форму; в возлюбленном проявляется Бог, и истинный влюбленный найдет и полюбит автора всей красоты в любой прекрасной форме. Возможно, вспоминая некоторых христиан времен Иеронима, аль-Араби учил, что "тот, кто любит и остается целомудренным до смерти, умирает мучеником" и достигает наивысшей степени преданности. Многие женатые дервиши исповедовали, что живут в таком целомудрии со своими женами.90

Благодаря народным дарам некоторые мусульманские религиозные ордена разбогатели и согласились наслаждаться жизнью. "Раньше, - жаловался один сирийский шейх около 1250 года, - суфии были братством, рассеянным по плоти, но единым по духу; теперь же они представляют собой тело, хорошо одетое плотски, и оборванное в божественной тайне".91 Население терпимо относилось к этим святым мирским людям, но искренне поклонялось им, приписывало им чудесные деяния и силы, почитало их как святых, праздновало их дни рождения, молилось об их заступничестве перед Аллахом и совершало паломничество к их гробницам. Магометанство, как и христианство, было развивающейся и изменяющейся религией, что не могло не удивить возрожденного Мухаммеда или Христа.

По мере того как ортодоксальность торжествовала, веротерпимость ослабевала. Начиная с Харуна аль-Рашида, так называемый "Ордонанс Омара", ранее игнорируемый, стал соблюдаться все чаще. Теоретически, хотя и не всегда на практике, немусульмане теперь должны были носить отличительные желтые полосы на одежде; им запрещалось ездить верхом, но можно было использовать осла или мула; они не должны были строить новые церкви или синагоги, но могли ремонтировать старые; снаружи церкви не должен был вывешиваться крест, не должен был звонить церковный колокол; дети немусульман не должны были приниматься в мусульманские школы, но могли иметь свои собственные школы: это все еще буква закона - не всегда исполняемая в исламе.92 Тем не менее в Багдаде десятого века насчитывалось 45 000 христиан;93 Христианские похоронные процессии проходили по улицам невредимыми;94 а мусульмане продолжали протестовать против того, чтобы христиане и евреи занимали высокие посты. Даже в пылу и испытаниях крестовых походов Саладин мог быть щедрым к христианам в своем королевстве.

VIII. AVERROËS

Некоторое время философия выживала в мусульманской Испании благодаря тому, что среди робких попыток критики появлялись исповедания ортодоксии, а мысль обретала шаткую свободу при дворах правителей, которые в частном порядке наслаждались рассуждениями, которые они считали вредными для населения. Так, альморавидский правитель Сарагоссы выбрал своим министром и другом Абу Бекра ибн Баджа, который родился там около 1106 года. Авимпаче, как его называли в Европе, уже в юности достиг необычайного мастерства в науках, медицине, философии, музыке и поэзии. Ибн Халдун рассказывает, как правителю так понравились некоторые стихи молодого ученого, что он поклялся, что поэт всегда будет ходить по золоту, когда войдет в его присутствие; тогда ибн Баджа, чтобы эта клятва не ослабила его радушия, положил в каждый его башмак по золотой монете. Когда Сарагосса пала перед христианами, поэт-ученый-министр бежал в Фес, где оказался в нищете среди мусульман, обвинявших его в атеизме. Он умер в возрасте тридцати лет, предположительно от яда. Его потерянный трактат о музыке считается шедевром по этой тонкой теме в литературе западного ислама. Его самая известная работа, "Путеводитель одиночки", возобновила одну из основных тем арабской философии. Человеческий интеллект, говорил Ибн Баджа, состоит из двух частей: "материального интеллекта", который связан с телом и умирает вместе с ним, и "активного интеллекта", или безличного космического разума, который входит во всех людей и только он один бессмертен. Мысль - высшая функция человека; с помощью мысли, а не в мистическом экстазе, человек может достичь познания и единения с Активным Интеллектом, или Богом. Но размышления - опасное занятие, за исключением тишины. Мудрый человек будет жить в тихом уединении, сторонясь врачей, адвокатов и людей; или, возможно, несколько философов создадут сообщество, где они смогут заниматься знаниями в терпимом общении, вдали от обезумевшей толпы.95

Абу Бекр (европейский Абубасер) ибн Туфаил (1107?-1185) продолжил идеи Ибн Баджа и почти воплотил в жизнь его идеалы. Он тоже был ученым, поэтом, врачом и философом. Он стал врачом и визирем халифа Абу Якуба Юсуфа в Марракеше, столице Альмохадов в Марокко; ему удавалось проводить большую часть времени в королевской библиотеке и находить время для написания, среди более технических работ, самого замечательного философского романа в средневековой литературе. Название он позаимствовал у Ибн Сины и (благодаря английскому переводу Оккли в 1708 году), возможно, натолкнул Дефо на мысль о Робинзоне Крузо.

Хайи ибн Якзан ("Живой, сын бдительного"), давший свое имя сказке, был выброшен в младенчестве на необитаемый остров. Вскормленный козой, он рос в уме и мастерстве, делал себе обувь и одежду из шкур животных, изучал звезды, препарировал живых и мертвых животных и "достиг высшей степени знаний в этом роде, которой когда-либо достигали самые ученые натуралисты".96 От науки он перешел к философии и теологии, доказал себе существование всемогущего