Но когда мы замечаем, как много персидских поэтов воспевают подобные хвалебные речи бессознательному, мы задаемся вопросом, не является ли это вакхическое благочестие позой и литературной формой, как амбигендерные любви Горация?

Возможно, такие случайные четверостишия создают ложное впечатление о жизни Омара; несомненно, они сыграли незначительную роль в его восьмидесятипятилетней жизни. Мы должны представлять его не как пьяницу, расползающегося по улицам, а как старого эрудита, спокойно довольствующегося кубическими уравнениями, несколькими созвездиями и астрономическими картами и изредка выпивающего чашку с учеными товарищами, "рассыпавшимися по траве звездами". Похоже, он любил цветы со страстью народа, привязанного к иссушенной местности; и если верить Низами-и-Аруди, его желание лежать там, где цветут цветы, было исполнено.

В году 506 [1112-3] хиджры Умар Хайями и Музаффар-и-Исфизари собрались в городе Балх... в доме эмира Абу Са'да, и я присоединился к этому собранию. В этом дружеском собрании я услышал, как этот Доказатель Истины (Омар) сказал: "Моя могила будет в таком месте, где деревья будут осыпать меня цветами дважды в год". Это показалось мне невозможным, хотя я знал, что такой человек, как он, не говорит пустых слов.

Когда я прибыл в Нишапур в 530 [1135] году, то прошло около тринадцати лет с тех пор, как этот великий человек скрыл свой лик в пыли... Я пошел навестить его могилу.... Его могила лежала у подножия стены сада, над которой склонили свои головы грушевые и персиковые деревья; и на его могилу упало столько цветочных лепестков, что его прах был скрыт под ними. Тогда я вспомнил его слова в Балхе и разрыдался, потому что на всей земле, во всех областях обитаемого земного шара, я нигде не видел подобного ему".44

V. ЭПОХА СА'ДИ: 1150-1291 ГГ.

Через пять лет после смерти Омара в Гандже, ныне Кировабаде, близ Тифлиса, родился поэт, гораздо более почитаемый в Персии. Как бы в противовес Омару, Ильяс Абу Мухаммад, известный впоследствии как Низами, вел жизнь истинного благочестия, строго воздерживался от вина и посвятил себя воспитанию детей и поэзии. Его роман "Лейла и Меджнун" (1188) - самый популярный из всех любовных историй в персидских стихах. Кайс Маджнун (то есть Безумный) влюбляется в Лайлу, отец которой заставляет ее выйти замуж за другого человека; Маджнун, обезумев от разочарования, удаляется от цивилизации в пустыню; только при упоминании имени Лайлы он возвращается к короткому рассудку. Овдовев, она присоединяется к нему, но вскоре умирает, а Ромео Кайс убивает себя на ее могиле. Перевод не может передать мелодичность оригинала.

Даже мистики пели о любви, но у нас есть их торжественное заверение, что изображаемая ими страсть - лишь символ любви Божьей. Мухаммад ибн Ибрагим, известный в литературе как Фарид ад-Дин Аттар ("Жемчужина веры, аптекарь"), родился близ Нишапура (1119) и получил свое последнее имя, торгуя духами. Почувствовав призыв к религии, он оставил свою лавку и поступил в суфийский монастырь. Его сорок книг, все на арабском языке, включают 200 000 поэтических строк. Самое известное его произведение - "Мантик аль-Тайр", или "Рассуждения о птицах". Тридцать птиц (то есть суфиев) планируют совместные поиски царя всех птиц, Симурга (Истины). Они проходят через шесть долин: Поиск, Любовь, Знание, Отстранение (от всех личных желаний), Объединение (когда они понимают, что все вещи едины) и Недоумение (от потери всякого смысла индивидуального существования). Три птицы достигают седьмой долины, Аннигиляции (самости), и стучатся в дверь скрытого короля. Королевский камергер показывает каждой из них запись ее деяний; их охватывает стыд, и они рассыпаются в прах. Но из этой пыли они вновь восстают как формы света; и теперь они понимают, что они и Симург (что означает тридцать птиц) - одно целое. Отныне они теряют себя в Симурге, как тени исчезают на солнце. В других произведениях Аттар излагает свой пантеизм более прямо: разум не может познать Бога, ибо он не может понять себя; но любовь и экстаз могут достичь Бога, ибо Он - сущностная реальность и сила во всех вещах, единственный источник каждого действия и движения, дух и жизнь мира. Ни одна душа не будет счастлива, пока не потеряет себя как часть в этом духе как целом; стремление к такому единению - единственная истинная религия; самоотречение в этом единении - единственное истинное бессмертие.45 Ортодоксы осудили все это как ересь; толпа напала на дом Аттара и сожгла его дотла. Однако он был относительно несокрушим; традиция утверждает, что он прожил 110 лет. Перед смертью, как нам рассказывают, он возложил руки в благословении на ребенка, который провозгласит его своим господином и затмит его славу.

Джалал-ад-Дин Руми (1201-73) был родом из Балха, но большую часть своей жизни прожил в Конье. Таинственный суфий Шамс-и-Табризи приехал туда проповедовать, и Джалал был так тронут им, что основал знаменитый орден мавлави, или танцующих дервишей, который до сих пор является столицей Коньи. За сравнительно короткую жизнь Джалал написал несколько сотен стихотворений. Более короткие из них, собранные в Диван или Книгу од, отличаются такой глубиной чувств, искренностью и богатством, но естественностью образов, что ставят их на первое место среди всей религиозной поэзии, созданной со времен Псалтири. Главное произведение Джалала, Матнави-и-Манави (Духовные куплеты), представляет собой обширное изложение суфизма, религиозный эпос, превосходящий по объему все наследие "Гомера". В ней есть отрывки большой красоты, но красота, обремененная словами, не может радовать вечно. Тема снова - всеобщее единство.

Один постучал в дверь Возлюбленного, и Голос спросил изнутри: "Кто там?" - и он ответил: "Это я". Тогда Голос сказал: "Этот дом не вместит Меня и Тебя", и дверь осталась закрытой. Тогда Возлюбленный удалился в пустыню и в уединении постился и молился. Через год он вернулся и снова постучал в дверь. И снова Голос спросил: "Кто там?" И сказал Возлюбленный: "Это Ты Сам!" И дверь открылась перед ним.46

Я огляделся, пытаясь найти Его. Его не было на Кресте. Я отправился в храм идолов, в древнюю пагоду; там не было видно Его следов..... Я склонил поводья поисков к Каабе; Его не было в этом месте, где собираются старые и молодые. Я расспрашивал Ибн Сину [Авиценну] о Его состоянии; Его не было в пределах досягаемости Ибн Сины. Я заглянул в свое собственное сердце. Там я увидел Его. Больше Его нигде не было.

Каждая форма, которую вы видите, имеет свой архетип в мире без места;

Если форма погибает, это не имеет значения, поскольку ее оригинал вечен.

Все прекрасные формы, которые вы видели, все глубокие слова, которые