с религией, совмещая веру и знание в общем познании вещей.

Булгакова справедливо именуют русским религиозным философом.

3. Истина Логоса

Соотношение науки, философии и веры проверяется Булгаковым на разных категориях, например, на категории «истина».

«Истина вовсе не есть та теоретическая истина, которой ищет философия. Истина в божественном своем бытии есть и „Путь и Живот“. Как жизнь, она есть неизреченная и неразложимая ее полнота. Истина, как высшая действительность, есть тем самым и Добро и Красота в неразрывном триединстве Жизни. Бог есть Истина» (Булгаков 1917: 76)

– Единая Истина.

«Единая Истина чужда дискурсивному знанию»,

а если она

«остается запредельна истории, то непосредственно в ней дана не цель, но движение, и история вытягивается в бесконечный ряд дискурсии в области знания и действия» (Булгаков 1990: 128).

Интересно перераспределение ролей Истины и Правды. В древнерусском (и русском народном) представлении именно Правда есть Божья правда, теперь оказывается, что «капиталом» правды является все-таки истина. Неразрывное триединство Жизни есть Благодать (соответствует философской категории «Благо»), которая и становится источником «движения» – движения в сторону «науки» как простого навыка.

Тем более истина недоступна научному знанию, науке, которая имеет дело не с сущностью, а с явлениями.

«Корни науки заложены в софийности твари, т.е. в том, что объективная, или транссубъективная, связь вещей есть связь логическая, доступная познанию и познается под формой закона причинности. Дискурсивное знание, переходящее от объекта к объекту, всегда обусловлено своими заданиями, оно не абсолютно и множественно по своей природе, однако и в нем познается действительная связь вещей, и эта связь служит объективным основанием научного познания, она только и может гарантировать, что в науке действительно познается, хотя и в призматическом преломлении („как зерцалом в гадании“) сущее, и что она имеет качество истинности, хотя и чужда Истине» (там же: 206).

Однако и

«философии реально доступна не истина, а лишь истинность, теоретическая причастность сверхтеоретической истине» (Булгаков 1917: 77).

И в науке тоже – важны не «факты», которые являются результатом логического расщепления объекта, приспособления к себе этого объекта, а степень «откровения» сущности навстречу наблюдателю.

«Вообще виды „откровения“, как и предметы его, могут быть различны: и природные, и божественные, и демонические (так наз. у отцов церковных „прелесть“») (там же: 63).

А

«все, что содержит „факты“, особенно же в кабалистической форме статистической таблицы, теперь принимается за науку. Между тем верховным правилом для науки является экономия мышления, а следовательно, и научных средств: ничего лишнего и бесполезного – таково требование логической эстетики» (Булгаков 1990: 226).

Именно на путях рачительного сохранения Истины и является в действии Логос. Логос есть связь вещей во всей их цельности и полноте.

«Алогическое не растворимо логическим и непроницаемо для него, но оно вместе с тем само связано логическим. Логическое и алогическое сопряжены и соотносительны» (там же: 15)

– это связь через философию. Точно так же и Логос есть нерасчленимое единство мысли и слова, ибо

«Мысль первее нашего разума, „в начале бе Слово“»,

т.е. Логос.

«Человек есть существо мыслящее и говорящее, слово-мысль или мысль-слово находится в его обладании ранее всякого конкретного высказывания. Человек мыслит в словах и говорит мысль, его разум = λογος неразрывно связан со словом = logos; logos есть logos – в непередаваемой игре слов говорит нам самосознание.

Итак, что же есть этот λογος – слово-мысль?» (Булгаков 1953: 9).

«Логос есть связь вещей, необходимо имеющая транссубъективное или объективное значение, – вот аксиома, которая всё время предполагается мышлением, лежит в основе нашего логического самосознания» (Булгаков 1990: 22).

4. Субстанция

С.Н. Булгаков также обращается к треугольнику, символически представляющему развертку трех равноценных элементов:

«Субстанция есть как бы равносторонний треугольник, углы которого могут быть пройдены в любом порядке, но каждый из трех необходимо предполагает и оба другие» (Булгаков 1993: I, 326):

Рис. Δ: A – B – C

где

A – υποστασις, ипостась, лицо, в конечном счете субъект;

B – ειδος, «слово-идея» (там же: 365);

C – φυσις, т.е. вещь.

Υποστασις слово многозначное, обозначает и основу (семемы), и реальность существования, и сущность личности, и твердость существа: Булгаков говорит о субъекте философствования. В лингвистических терминах А есть подлежащее, В – сказуемое, С – связка.

«Подлежащее, ипостась, есть первое; сказуемое, ειδος, второе; связка, бытие, φυσις, третье» (там же: 326).

«Бытие мыслимо лишь как связка» (там же: 398);

ср. (там же: 473) – здесь важно «мыслимо».

«В этом смысле вся наша жизнь, а потому и всё наше мышление является непрерывно осуществляющимся предложением, есть предложение, состоящее из подлежащего, сказуемого и связки» (там же: 318).

Но это, конечно, не предложение, а суждение, не грамматика, а логика, ведь человек «мыслит суждением» (там же: 391).

Substantia есть сущность, существо и суть одновременно, т.е. является как латинский эквивалент υποστασιςʼа, но, может быть, Булгаков субстанцию понимает иначе, не как логического субъекта (или конкретную индивидуальность), который и определяет точку зрения на все стороны и «углы» семантического (как оказывается, и онтологического) треугольника, т.е. υποστασιςʼа, а как способное к внутреннему преобразованию сущностное свойство, в котором троичность ипостасей воплощает разнонаправленное движение мысли: если от A – субъективный идеализм, от B – объективный идеализм, от C – материализм («натурализм») и номинализм, т.е. разные типы савеллианской ереси («моноипостасность Божества» (там же: 485)) в философии Нового времени.

Во всяком случае, неточность терминологии затемняет мысль; неясно, о какой субстанции идет речь, материальной или мыслимой. Судя по лингвистическим соответствиям, это мыслительная субстанция, но тогда и «вещь» оказывается «предметом», отвлеченным в сознании; φυσις – природа, естество (а не существо), вообще всякой материи, вещество преобразованное – вещь. Бытие, связка, напротив, толкуется как материальная субстанция, что понятно, поскольку символически «подлежащее» и «сказуемое» могут быть соединены в материальном символе. Различая ипостась и субстанцию, не разводит ли Булгаков субстанцию на мыслительную (собственно субстанция) и материальную (ипостась)? Сказано:

«Ипостась, мыслительный образ, бытие (природа) – таково триединство субстанции, ее статика и динамика, а мысль в этом триединстве есть сказуемое и только сказуемое» (там же: 322). –

«Итак, субстанция есть метафизическое триединство, находящее выражение в предложении» (там