– К печке, к печке его несите! – заорал дурным голосом Евгений Семенович. – А ну, вы, там! Помогите ему, поднесите к печке!

Возник небольшой переполох. Наконец шевелившегося потащили к теплу.

– Зря вы это, гражданин начальник, все равно не жилец он. А так только мучения излишние, – быстро проговорил один из зэков. Слепко хотел его осадить, но тут «спасенный» начал биться головой о бетонный пол и протяжно, горлом, выть, причем все громче и громче. Подошел Ярочкин, расстегнул кобуру, раздался выстрел.

– Лезешь куда не надо, Слепко, – зло прошипел он, проходя мимо. Евгений Семенович зажмурился. Он вдруг испугался, что сорвется и начнет кататься по полу, как это случилось уже с ним неделю назад. Страх помог. Между тем бригады второго участка построились и ждали его указаний.

– Действуем так, – сглотнув, выговорил он, – бригады по очереди будут спускаться на затопленный горизонт и разравнивать имеющуюся там кучу отвала, чтобы на ней могли поместиться печь и вы все рядом с ней. Понятно?

Тихий ропот был ему ответом. Слепко сам спустился с первой десяткой и несколькими охранниками. Рядом с ним в клети оказался тот самый кавказец, который прежде все протирал свои очки. Теперь они красовались у него на носу, но так косо, что непонятно было, как он вообще мог что-то через них видеть. Зэки, понукаемые прикладами, визжа, посыпались с помоста, окатывая фонтанами брызг злобно матерящихся солдат. Вода доходила людям до пояса. У некоторых с воротников свисали шахтерские фонари. В их желтоватом свете Евгений Семенович с облегчением отметил, как быстро замелькали лопаты на отвале. Дело пошло. Он засек время. Минут через семь зэки один за другим начали возвращаться. Охранникам пришлось затаскивать их, вконец обессиленных, в клеть. Последним, шумно плеща, подбежал Бирюков. Этот поднялся сам. В отличие от прочих, окостеневшим он не выглядел.

– Все здесь? – спросил Слепко.

– Все, все, дав-вай нав-верх, нач-ч-чальник, – забубнили в ответ. Но вернулись только девять человек. Очкарик отсутствовал. Черная поверхность воды опять сделалась неподвижной. Они поднялись. Зэки, ноя, заковыляли к печам, на ходу стаскивая с себя мокрое тряпье. Евгений Семенович увидел, что запасная одежда досталась почему-то едва одному из четверых. Остальным переодеться было не во что, и они вертелись голыми на жару, пытаясь, видимо, отогреться впрок.

– Вторая смена! – прокричал Нилов.

– Спустишься с ними сам. Время работы – семь минут. Следи там все-таки, чтобы не тонули, – приказал ему Евгений Семенович. Бирюков уже переоделся, натянув на себя два сухих ватника и аж три пары штанов, и теперь, на пару с кем-то еще, отжимал мокрое. Слепко неторопливо подошел к нему.

– Бирюков, ты где работал лет пять назад?

– Да я это, я, гражданин начальник, Кузьма. Не обознались вы.

– Как же ты сюда попал? За что? Тебя же, помнится, из-за сущей ерунды посадили. Давно должны были выпустить.

– Как же! Что верно, то верно, дали мне тогда три года, исключительно, можно сказать, по моей глупости. А как первый год оттрубил, еще десяточку подкинули. Будто бы я, еще перед тем, как сесть, подбивал народ на саботаж. У вас там, говорят, заварушка какая-то случилась, и кто-то на меня стукнул. Не знаете, кто бы это мог быть?

– Не знаю, Кузьма, ничего не знаю. Сюда-то ты как угодил?

– Жалко, что не знаете! Как угодил? Просто. В вагон засунули и привезли. Мы перед тем железку в Сибири строили. Так что к морозцу попривыкнуть успел. Я так считаю, и похуже могло обернуться. Тут ведь все свои, шахтеры. А сам-то ты за что здесь?

– Да вот, понимаешь, вызвали и направили в порядке партийного поручения…

– То есть ни за что? Не врешь? Ну и свезло ж тебе, Женька! Оно конечно, живешь ты в тепле, кушаешь, поди, сладко, да только неизвестно еще, кому из нас хужее выпало. Потому как на моей памяти ты на этой должности – третий, а те двое сейчас в тундре, в сугробе лежат. Уж извини, если огорчил.

– Да нет, я… в курсе. Ничего, Кузьма, может еще… Я поговорю насчет тебя. Постараюсь в мастера перевести.

– А, ну поговори, поговори. Отчего же не поговорить? Хотя… К слову, тут еще один человечек есть, тебе знакомый.

– Это кто же?

– Колька Слежнев!

– Не припоминаю такого.

– Наш пацан, поселковый. Батька его в бригаде у меня состоял. Ну Слежнев Федор.

– Это… тот пьяница?

– Он самый. Сынок, между прочим, не в отца пошел. Перед самой уже войной стахановцем заделался, орден получил. При мне-то его еще только в армию забирали.

– Хорошо, я узнаю. Я ведь тоже до тридцать девятого только там проработал.

– На повышение, что ли, пошел?

– Да вроде того…

Бирюков засмеялся и отошел. Вернулась вторая десятка. Все живые.

Не прошло и часу, а площадка на затопленном горизонте была уже выровнена. Одну из печей потушили, и еще горячую, с руганью, авариями, задержками и потерей двух человек затащили на подготовленное место. Слепко очень боялся поджигать, неизвестно было, сколько метана собралось в воздухе затопленного зала, но деваться было некуда. Он сам плеснул бензином на горку угля и запалил спичку. Все обошлось. После краткого обсуждения с Ниловым и маркшейдером решили проходить пока штрек не на всю высоту, а от кромки воды. Бригада Бирюкова наполняла щебнем холщовые мешки из-под цемента и выкладывала из них дамбу на месте прорыва. Сам бригадир вошел в такой раж, что вроде бы даже не поднимался греться. Крики, плеск – шум поднялся невообразимый. Вскоре в него влился уверенный грохот отбойных молотков.

Убедившись, что на аварийном горизонте дело пошло, Слепко подался на первый, где проблем тоже хватало. К концу смены ему стало ясно, что с прорывом он справился. Воду можно было откачать, самое позднее, через двое суток. Повернувшись спиной к теплу, он прикинул дополнительную потребность в цементе. Цифра вышла в общем терпимая, главное было не затянуть с подачей заявки. Но нет добра без худа – утонул маркшейдер. Нилов запаниковал, бросил всех на поиски, но только потерял на этом еще несколько человек. Тела находили, да всё не те.

Смена кончилась. Поднявшимся на-гора зэкам опять раздали баланду. Те, кому было во что, переоделись и отжимали теперь мокрую одежду, намереваясь просушить ее на морозе. Остальные сгрудились, голые, вокруг оставшихся двух печей, растопырив перед ними влажные ватники и штаны, надеясь если не высушить, то хотя бы нагреть их напоследок. Запорошенная снегом, подвалила новая смена. В клубах белого пара ввалился Федор Максимович. Евгений Семенович стянул с себя подсохший гидрокостюм и подал начальнику. Тот критически оглядел, даже понюхал его, присел на ящик и принялся, кряхтя, натягивать на толстые ватные штаны. Пьяным он на сей раз не выглядел. По ходу дела Слепко доложил обстановку. Лучицкий похвалил заместителя за производственные успехи, немного огорчился потере маркшейдера, пробормотав, что «маркшейдеров на них не напасешься». Идея соорудить балаганы в кузовах грузовиков ему понравилась.