нас высшими богами,

Что ушли в развитии вперёд.

Вам перенимать у нас замашки –

Извращения, свободный секс.

Видеть вас в смирительной рубашке,

Сделать из державы «вашу Рашку»

Для меня особый интерес.

Мне для поединка человека

Отыщите, с ним наверняка

Разберусь я, словно Тузик кепку

Разорву я вовсе не для смеха –

Посрамлю Израиль на века».

С этих слов, что ненавистью дышат,

Ужаснулись страшному концу

Люди, звуков музыки не слышат…

Как с гастролей с гуслями подмышкой

От царя Давид пришёл к отцу

В Вифлеем обратно, к Иессею.

Взрослых трёх сынов послал отец

Воевать, а младший рожь не сеет,

Зябь не пашет, а порой весенней

Всё пасёт в полях своих овец.

(Вифлеем Иудину колену

Отдан был, Писание гласит.

Пятый пункт воистину нетленен.

Здесь узнал я, как по лбу поленом –

Ефрафянина был сын Давид,

То есть не с Иуды, а с Ефрема

Род ведёт Давид, а с ним Христос.

Впрочем, не биограф я тюремный,

Не теолог — так какого хрена

Свой сую, куда не просят, нос?)

Голиаф, крутой Филистимлянин,

Выставлял себя аж сорок дней…

Слушали тот бред Израильтяне

И дрожали, вдруг момент настанет,

Когда враг окажется сильней.

Иессей собрал тогда Давида,

Десять дал хлебов братьям снести,

Их начальнику он не в обиду

Дал сыров штук десять не для виду,

А с прошеньем родину спасти.

На позициях трубили в трубы,

Чтобы дух у воинов поднять

Под верблюжьим одеялом грубым…

Собрались они в Долине дуба

Не за тем, чтоб дуба на ней дать.

В стане шли вовсю приготовленья

К страшной схватке не на жизнь, на смерть.

С криком все готовились к сраженью,

Строй стоял к плечу плечом саженным,

За царя готовый умереть.

Силы две сошлись, строй против строя,

А Давид, отцу чтоб угодить,

Братьев должным образом настроить,

Прямо в строй у завтрашних героев

О здоровье их пришёл спросить.

И пока вели они беседу,

Кто из них страдает от чего,

Голиаф возник с башкою медной

И ругался крайне непотребно

Так, что все бежали от него,

По дороге говоря с испугу:

«Видите, что этот жлоб несёт –

Израиль поносит, его ругань

Мусором летит на всю округу,

Кто её в контейнер соберёт,

Урной на башку его оденет?

Если б кто убил его, Саул

Смельчака из всех наличных денег

Одарил бы как на день рожденья,

Только шире подставляй баул.

Кто бы демонтировал умело,

Снёс бы на помойку этот шкаф –

Царь Саул за тот поступок смелый

Дом отца б его свободным сделал…

(Значит, прав был с рабством Голиаф).

И сказал Давид вокруг стоящим:

«Что я слышу, это ли не трёп,

Что свободу обретёт обрящий,

Если Голиафа спрячет в ящик

Так, что тот замок не отопрёт?

Необрезанный нас так поносит,

Словно мы попы, а он Ильич

Или Луначарский в Наркомпросе…

Морда кирпича мерзавца просит,

И она получит свой кирпич,

Ну, а кто убьёт его — награду…

До того, как мне поможет Бог,

Полис страховой оформить надо,

Знать, кому овец оставить стадо,

Поручитель кто и где залог».

Елиав, брат старший, на геройство,

Что задумал выказать Давид,

Рассердился и сказал по-свойски:

«На кого овец в пустыне бросил?

Ты же разоришь нас, паразит.

Знаю я твоё высокомерье

И дурное сердце. Жесткосерд,

На сраженье ты взглянуть намерен,

Оценить возможные потери

И понять, чей дальше будешь смерд».

А Давид своё — убью и точка,

Пофигу, что жлоб он и амбал,

Голиаф. Народ слова те точно

Доложил командованью срочно,

Царь Саул к себе его призвал

И сказал: «Ценю твою горячность,

Патриот ты, истинный еврей.

Но пойти тебе — погибнуть значит.

Ты в сравненье с Голиафом мальчик,

А он воин с юности своей».

Отвечал Давид Саулу в пику

Об опасной доли пастуха:

«Да пастух я, воин невеликий,

Но и мне случалось в повилике

У медведя вынуть потроха,

Вырывать овец из львиной пасти.

Если нападёт лев, озверев,

Я его за гриву, рву на части

И такой представлю вам ужастик,

Не поймёте кто пастух, кто лев.

Догонял машины я в пустыне,

Джипы перевёртывал не раз,

Если кто по глупости ослиной

Ярочку мою в багажник кинет

И на газ давить, чтоб скрыться с глаз.

Поступлю Израилю во благо -

Кирпичом пройдусь я по лицу

Голиафа, проявлю отвагу

И за войско Господа живаго

Освежую лучше чем овцу,

Поношение сниму с отчизны,

Необрезанным задам урок…»

Так Саула не без артистизма

Уболтал Давид с его харизмой,

Не иначе, Бог ему помог.

Отрока одел в свои одежды

Царь Саул. Прикид не подошёл.

Три экс эль болтается и режет

Там, где облегать должно бы нежно,

Ведь железки это вам не шёлк.

Шлем сползает на глаза и слепит,

Сбоку меч ходулей при ходьбе…

В дорогом таком великолепье

Хорошо прилечь в семейном склепе,

А Давид лежать не захотел,

Снял с себя доспехи, посох в руку,

Пять камней поглаже из ручья

Положил в свою пастушью сумку

И пошёл на Голиафа, суку,

Из оружия — одна праща.

Выступил Филистимлянин тоже,

С ним оруженосец. Голиаф

Глядя на Давида скорчил рожу,

Дескать, не видал юнца моложе,

Годного ну разве что для love,

Ибо белокур он и пригожий,

Не для битвы создан — для любви,

Без доспехов с атласною кожей.

Голиаф к нему: «Неосторожно

Ты себя ведёшь, мой визави.

Мальчик ты противный с голой палкой,

С локоном, спадающим на лоб…

Спрячь свой камень, я же не собака…»

А Давид в ответ с особым смаком:

«Ты собаки хуже, юдофоб».

Между ними завязался сразу

Очень интересный диалог.

Педофил без мысли безобразной

В этот раз юнца назвал заразой,

Всех привлёк богов, которых смог

Вспомнить из языческого сонма,

И Давида проклял на корню:

«Подойди ко мне, — кричал — бесёнок,

Прелести твои отдам я совам

На прокорм и хищному зверью».

Но Давид остался не в накладе.

Говорить всегда он был артист,

Вот и здесь не оскорблений ради

Красовался словно на эстраде,

А вложил в слова глубокий смысл:

«Ты с копьём, с щитом, ругаясь матом,

На меня идёшь, скрываешь страх,

Проклиная всех жидов пархатых.

Я же на тебя иду не в латах –

Имя Бога на моих устах.

С