кто мощней,

Бьёт всех по рукам своей указкой.

Потому в момент войны Михмасской

У евреев не было мечей.

У Ионафана и Саула

По мечу нашлось. Пусть не картечь

И не автомат с загнутым дулом,

Чтоб из-за угла оно пульнуло,

Только меч и в Африке он меч.

Но филистимляне то не знали,

Не было тогда у них спецслужб,

Ни жучков подслушиванья в спальне,

Ни своих людей в еврейском стане

В погонялах царскому ослу.

А войска карательные были

Для опустошения земли,

И в своей готовности дебильной,

В порошок стереть народ до пыли,

На Израиль их отряды шли.

Глава 14. С папою сыночку повезло

Запрещает Бог с времён Завета

Проливать чужую кровь и пить.

Попросить бы нам Его при этом

В дополнение ко всем запретам

Портить кровь друг другу запретить…

К переправе МИхмасской (МихмАсской -

Кто б сказал, как правильно прочесть?)

Из передовых филистимлянских

Вышел в ночь отряд не строить глазки,

А смолить жгуты Израиль жечь.

В день один Ионафан Саулов

(Не фамилия, а просто сын

Настоящий, не в кустах нагулян)

Не сказал отцу, что он задумал,

И исчез да так, что след простыл.

В городе никто о нём не знает,

Где он, что он?… Лишь один слуга

С ним оруженосец пребывает.

На каток машиной поливальной

Два героя вышли на врага.

Сам Саул — под деревом граната,

Что в Мигроне Гивы близ, при нём –

Человек шестьсот, его солдаты

(Даже для спецназа маловато,

И с вооружением облом).

Уповать приходится на Бога

Там, где явно не хватает сил.

«In God trust»* тогда царь выбрал слоган.

Клир ему, естественно, в подмогу

Ахию в жрецы определил.

Принц Ионафан, пацан из местных,

В бой пошёл не абы да кабы,

Драку учинил там, где отвесно

Две скалы упёрлись в поднебесье,

Типа Красноярские столбы.

«Мы врагов в расщелине достанем –

Он оруженосцу своему

Говорил — не в поле, не в их стане.

Необрезанных мочить мы станем

Не всей кодлой, а по одному».

Отвечал слуга: «Всё, что на сердце,

Делай господин, при на рожон,

По стене отвесной лезь без лестниц,

На меня ты можешь опереться

И не ошибёшься этажом…»

Принц на то сказал слуге: «Мы к этим

Людям подойдём и на виду

Встанет, будем ждать от них привета.

Интересно, что они ответят,

Как себя с гостями поведут?

Скажут нам они — Стоять на месте,

Сами подойдём с хлеб-солью к вам… –

Разговор один тогда уместен.

Ну, а если завопят все вместе:

— Эй, евреи, поднимитесь к нам! –

Не проявят, стал быть, уваженья

— Мы им униженья не простим,

Вверх продолжим наше продвиженье,

Нанесём неверным пораженье

И в правах их племя ущемим».

Те филистимляне, суть крестьяне –

Хамство вековое во плоти –

Видят ведь, пришли Израильтяне,

Нет, чтоб растопить с дороги баню –

Стали дико прыгать и вопить:

«Поглядите, из ущелий вышли

Все евреи. Что за альпинист

С ними к нам спешит, неровно дышит?

Поднимайтесь к нам, вас встретим дышлом,

Скажем вам привет и спустим вниз».

Не привыкший к обращеньям грубым

Начал восходить Ионафан

Без креплений, даже ледоруба,

Пальцами цепляясь, сжавши зубы,

И отважный как Фанфан-тюльпан.

Бил по головам филистимлян он,

Их оруженосец добивал.

Двадцать человек на той поляне

Полегло тогда, где в день крестьянин

На волах две нормы выполнял.

В их общине и во всём народе

Трепет воцарил — пришла беда.

В том опустошительном походе

От евреев все, мальчишек вроде,

В страхе разбегались, кто куда.

Дрогнула земля. Великий ужас,

Что от Бога, бил меча верней…

Видя, как враги прочь мчатся дружно,

Царь евреев отложил свой ужин,

Начал пересчитывать людей.

Нет Ионафана, стало ясно,

Дело его рук здесь. Царь Саул

Ахию призвал веленьем властным,

Понимая роль жреца прекрасно,

Службу заказать не преминул.

Служба та ещё не завершилась,

А уже среди филистимлян

Пятая колонна объявилась

Из евреев, что при них служила

И свои имела шекеля.

К воинам спецназовцам Саула,

Стоило момент лишь улучить,

Все порабощённые примкнули.

Но среди восторженного гула

От чужих своих не отличить.

Много полегло в неразберихе

(Нет, чтоб всем фамилии узнать

До того, как бить друг друга лихо)…

Всех сметённых тем победным вихрем

Люди хоронили допоздна.

Те же, что скрывались в катакомбах

В карстах при Ефремовой горе,

Про филистимлян узнав подробно,

Что разбит поработитель злобный,

Вышли мир очистить от угрей,

То есть так врагу начистить рыло,

Чтоб светилось лужей на дворе…

Десять тысяч тех повстанцев было.

Дело это всё происходило

Прямо на Ефремовой горе,

Где камней наваленные груды.

Ноги сбил и крайне подустал

Люд, филистимлян ловил покуда.

А Саул (довольно безрассудно)

Свой народ заклятием связал:

«Хлеб не есть, не отомщу доколе

Я врагу, причине наших бед.

Кто ослушается — будет проклят…»

И послушные, как дети в школе,

Люди выполняли тот запрет,

Не вкусили пищи, убоявшись

После смерти пребывать в огне,

Проклинать проступок свой вчерашний.

Лишь Ионафан, про то не знавший,

На себя накликал Божий гнев.

Всё в глазах от голода темнело,

А народ говел, как будто пост.

Ноги волочили еле-еле

Воины до вечера не ели.

Даже мёд им пользы не принёс,

Что нашли в лесу они некстати.

Лишь Ионафан не преминул

Сладким оскверниться на закате -

Как отца не слышавший заклятье

Палку в соты с мёдом обмакнул,

Облизнул, и сразу просветлели

От калорий воина глаза.

Так сказал: «Смутил отец мой землю.

Что за воин — еле душа в теле?

Без снабженья бой вести нельзя.

Не поставил полевые кухни

Мой отец, как будто невдомёк –

Раздавили б мы врага как муху,

Если бы взамен Святого духа

Выдан был бойцам сухой паёк.

При таких словах, с такой поддержкой

(То ж Ионафан, наследный принц

Говорит и ест, сам не безгрешен)

Кинулся народ всё грабить спешно,

Брать овец, волов, телят, телиц.

Свежевали на земле и ели

Прямо с кровью… Рвать живую плоть,

Чтобы люди слишком не зверели,

С кровожадности не сатанели,

Запретил подобное Господь.

(Запрещает Бог с времён Завета

Проливать чужую кровь и пить.

Попросить бы нам Его при этом

В дополнение ко всем запретам

Портить кровь друг другу запретить).

Может быть,