Штатскому человеку, конечно, трудно было бы выдать себя запрофессионального военного. Но военному моряку со стажем в четверть века, темболее прошедшему должную подготовку «морскому дьяволу», не столь уж трудноприкинуться пехотным майором, вылетевшим в запас после горбачев-драпа изВосточной Европы и прибившимся в охрану одной из питерских торговых фирм... Темболее на таком допросе, который можно со спокойной совестью назватьдилетантскими забавами. Бывает, конечно, что битый волк с умыслом прикидываетсядилетантом – но, здесь – Мазур мог прозакладывать голову – таким вариантом и непахло.

В заключение штабс-капитан, упорно именуя Мазура «тварью» и«большевистской мордой», снял у него отпечатки пальцев – умело и быстро. Имахнул на дверь в смежную комнату:

– Туда ступай, морда.

За дверью оказался неплохо оборудованный врачебный кабинет –вот только врач согласно местной традиции, с которой Мазур уже стал помаленькусвыкаться, был опять-таки словно бы позаимствован из дореволюционных времен: вчерной тройке старинного покроя, стоячем воротничке с загнутыми углами, притемно-красном галстуке в белый горошек, золотом пенсне на черном шнурке ичеховской бородке. Эскулап оказался полной противоположностью соседу-штабсу –он расспрашивал Мазура о здоровье деликатно и благодушно, именуя, как водилосьв прежние времена, «сударем» и «батенькой», а один раз – «милостивымгосударем». Выслушал и измерил давление – как бы и не замечая тяжелой колодкина шее пациента. Мазур, ободренный его интеллигентнейшим видом и мягкостью,попытался было задать самый невинный вопрос, но доктор со столь великолепнойнебрежностью пропустил его мимо ушей, что было ясно: кроме клятвы Гиппократа,на нем висит еще некая неизвестная присяга, и искать в нем сочувствующую душубесполезно.

– Ну что же, батенька, – сказал врачудовлетворенно, – здоровье у вас великолепное, даже завидую чуточку. Влегких чуточку похрипывает, но это не опасно... – и чуть повысил голос: –Ну, давайте!

Кто-то, во все время осмотра молчаливо торчавший за спиной –его присутствие угадывалось лишь по тихому дыханию и легкому запаху одеколона –моментально навалился сзади, одной рукой ухватил колодку, другой прижал Мазурук лицу мягкую тряпку, пряно и льдисто пахнущую эфиром. Не успев толкомдернуться, Мазур провалился в забытье.

* * *

...Похоже, из беспамятства его вывела щекочущая боль вгруди, похожая на комариное покусывание. Как он ни дергался, не мог дажепошевелиться. В голове шумело. Эскулап, на сей раз в накрахмаленном халате,склонился над ним, касаясь кожи на груди чем-то щекочущим и покалывающим. Мазурбыл прямо-таки п р и к р е п л е нк какой-то твердой лежанке – на локтях, на запястьях, на пояснице, на бедрах,щиколотках, повсюду чувствовались веревки и ремни, он лежал на спине,прихваченный очередным ремнем под горло. Попробовал было открыть рот – и сразуже ощутил твердый край ремня подбородком.

Эскулап бросил на него беглый взгляд. Голос звучалпо-прежнему мягко и душевно:

– Не дергайтесь, батенька, работать вы мне, конечно, непомешаете, но вот себе доставите неудобства...

– Что вы там делаете? – спросил Мазур, превозмогая больв горле из-за давившего на кадык ремня.

– Ничего страшного, милостивый государь. Несколькотатуировочек, только и всего. Еще с первобытных времен считалось, чтотатуировка украшает мужчину, так что немного потерпите, главное, в общем-то,позади...

– Шутите? – выдохнул Мазур.

Врач промолчал. Конечно, он не шутил – боль то и делонесильно жалила грудь, жгла кожу. Мазур стиснул зубы – не от боли, а от злости.Походило на то, что он наконец получил окончательное подтверждение самойскверной версии...

Справа раздался голос штабс-капитана:

– Док, а нельзя ему повыше задницы наколоть: «Заезжий двор»?С такой, знаете, стрелочкой, недвусмысленно указующей на очко?

– А смысл, милейший? – не отрываясь от работы, бросилврач.

– А никакого смысла. Приятно просто, пусть походит спидоровской прошивкой на жопе... Ну, хоть точку ему над бровью наколите?

– Сочетаться не будет, батенька, с общим стилем...

– Ну и нахрен ее, гармонию. А я б вам ампулок отслюнил...

– И все это – только из-за того, что он вам слегка заехал?

– Вам бы так двинули, док... Ну, по рукам? Целую упаковкухотите? У вас же норма кончилась... Упаковку – и дам вам с его кошкойпобаловаться. Свозим ее на Таймунчи, рыбку половим, кошечку потрахаем...

– Шли бы вы, искуситель...

– Док, серьезно. Что, не договоримся, как старые знакомые?

Открылась дверь. Шаги. Елейный голосок Кузьмича:

– Беда мне с вами, как дети малые. На минутку оставитьнельзя одних...

– Ермолай Кузьмич, да я... – растерянно проблеялштабс-капитан и умолк.

Кузьмич – судя по скрипу сапог, прохаживавшийсявокруг, – печально сказал:

– У меня от вас всех кошмары скоро начнутся. Где бы мне,грешному, взять вместо вас заграничных людей, к дисциплине приученных... Голубьты мой златопогонный, ты разницу меж слабым звеном и ненадежным понимаешь ли?Хорошо, хозяин – мужик предусмотрительный – все хоромы заморскими микрофонамиукрасил, вот уж воистину клопы, хе-хе...

– Да я...

– Изыди, адъютант его превосходительства, пока я серчать неначал...

Сапоги проскрипели, удаляясь.

– Молодцом, доктор, молодцом, – похвалилКузьмич. – Хотя, по правде говоря, интересно было бы еще пару минутпослушать – вдруг да решились бы на что противу дисциплины...

– Да я...

– Шучу я, ученый вы наш, не берите близко к душе... Как идетрукоделие? Ага... Ну, солнышко, закончите – и шабаш. Не на выставку народныхталантов, в конце-то концов, мы его снаряжаем...

Вошли еще несколько человек. Отвязывали Мазура со всемипредосторожностями – сначала освободили шею и руки, замкнули колодку, потомтолько взялись за ноги. Он так и не увидел, что красовалось на груди, но кистирук были прямо перед глазами. Две свежих наколки на пальцах правой руки, одна –на безымянном левой. Кожа слегка вспухла, но крови почти нет – одна-двекапельки. Саднит еще пониже правого локтя – значит, и там...

– Ну вот, теперь ты у нас полный красавец, – сказалКузьмич. – Пошли назад, на квартиру... И не дергайся ты, добром прошу,помни про наши правила...

Колодку с него сняла перед дверью. Перед этим Кузьмич отошелк выходу в компании вооруженного автоматом Мишани и предупредил оттуда:

– Сокол ясный, не озоруй. У нас эти заграничные штучки сзаложниками не проходят – потому что, скажу тебе со всей печалью, ребятки именя изрешетят, если я к тебе в заложники попаду. По-моему же строгому приказу– ибо человек я уже старенький, и не в пример лучше сразу отправиться на тотсвет от своей же пули. При этом раскладе я на небо прямиком отправлюсь – а взаложниках побывавши, хозяина разгневаю, что меня к Небесам не приблизит, затоземную жизнь опаскудит чрезмерно...