Взобралась на нары и упала ему в объятия, спрятала лицо нагруди, захлебываясь тихими рыданиями. На остальных Мазур не обращал внимания,словно их тут и не было, гладил жену по волосам, сердце щемило от жалости ибессильного гнева, шептал на ухо что-то бессвязное, не давая ей сорваться вистерику.

Она подняла голову, и Мазур обрадовался – глаза все ещемокрые, на щеках влажные дорожки, но сквозь тихий плач явственно просвечиваетфамильное упрямство...

– Что, малыш? – шепнул он на ухо.

– Да ничего, – она заглянула ему в глаза, попыталасьулыбнуться, вновь уткнулась мягкими губами в ухо. – Не били, ненасиловали. Допросили просто. Совсем недолго.

– Штабс-капитан?

– Ага. А потом...

Замолчала, показала ему правую руку. На костяшке мизинцасинели мелкие буквы: КАТЯ. Потом оттянула штаны на правом бедре – там былавытатуирована роза. Тоже не шедевр живописи.

– Все? – шепнул Мазур.

– А тебе что, мало? Слушай, а мы ведь, похоже, влипли... Этоне государство, это мафия какая-то... Ты раньше ни про что подобное не слышал?Сибиряк ведь...

Мазур молча мотнул головой. Во-первых, раньше очень многогопопросту не существовало в природе. Во-вторых... Он вдруг поймал себя на том,что совсем не знает гражданскую жизнь. Читал, конечно, и газеты, и разныеразоблачительные книжки, но это все не то. Четверть века в самых засекреченныхи режимных военных городках, предельно узкий круг общения, сущая тебе каста. Онзнал, ч т о происходит в стране, но вот с а м у жизньс массой деталей и мелочей быта ведал плохо. И сейчас Мазуру пришло в голову,что в какой-то степени он похож на эмигранта, вернувшегося на родину последолгой отлучки. Чисто теоретические знания. Никакие спецсеминары тут непомогут.

И все же нетрудно сообразить теперь, что они с Ольгойугодили к насквозь криминальному элементу. Законопослушные граждане такихштучек не выкидывают. И жизненно важных вопросов просматривается всего три: длячего их сцапали, где они находятся и что делать, если удастся бежать?

Подневольная рабочая сила – вот лучшее из имеющихсяобъяснений. Для того и заведены в этом зиндане идиотские на первый взглядправила – чтобы раздавить узника, превратить в животное, в ничтожество. Надопризнать, методика неплоха. С точки зрения эффективности. На своей шкуреиспытал – если и дальше будет идти на компромиссы, боясь за Ольгу, зайдетдалеко. Вниз, вниз и вниз...

Значит, надо бежать, не дожидаясь, когда окажешься накаком-нибудь потаенном золотом прииске... Поглаживая чисто машинально по головеприльнувшую к нему Ольгу, Мазур напряг тренированную память. Перед тем, какотчалить на «Ихтиандре», он просмотрел охапку карт – без особой нужды, то ли попрофессиональной привычке, то ли из ностальгии. И сейчас мог с уверенностьюопределить, где они находятся – с погрешностью не более чем в сотню километров(а для этих мест, таежных просторов, такая погрешность прямо-таки ничтожна, любойпонимающий человек согласится...)

Заимка расположена где-то на восточных отрогах Шантарскогокряжа, на правом берегу Шантары, меж Подкаменной Тунгуской и Малым Питом.Точность, конечно, опять-таки весьма приблизительная – потому что речь идет окуске нехоженой тайги размером с какую-нибудь Голландию. Но ошибки быть неможет – штабс-капитан в разговоре с доктором неосмотрительно помянул рекуТаймунчи, а это дает неплохую привязку к местности. Вряд ли здешний хозяин дастим вертолет для поездки на рыбалку – значит, Таймунчи неподалеку...

Деревень в этих местах почти нет. Чтобы попасть вболее-менее цивилизованные места (где на тысчонку квадратных километровприходится аж пара-тройка населенных пунктов и энное количестволагерей-лесоповалов), придется отмахать по тайге километров триста. Что нестоль уж жутко – болот здесь почти нет, это вам не левобережье Шантары. Можноуправиться за неделю – если не зарядят дожди, если удастся раздобыть для Ольгиподходящую обувь. Километров триста строго на юг, еще километров сто по темсамым «цивилизованным местам», – и будет здешний Париж – город Пижман снаселением аж в пятнадцать тысяч человек, с железнодорожным вокзалом, самойсеверной точкой Шантарской «чугунки», с младшим братом капитан-лейтенантаСомова, служащим в местной милиции. Словом, Пижман – стратегическая цель, мечтаи земля обетованная. Даже если Сомова-младшего не будет на месте, можнозабраться на товарняк и катить с относительным комфортом до самого Шантарска.

Теперь – помехи и препятствия... Оптимизма ради следуетсразу надеяться на самое худшее, так гораздо легче...

К плоту, естественно, возвращаться нельзя. И не потому, чтоего на прежнем месте может уже не оказаться. Просто-напросто все водные путидля них бесполезны – течение всех без исключения здешних рек направлено насевер (за исключением небольших участков, но Мазур заранее решил на них неполагаться, не имея надежных навигационных приборов). Переть придется посухопутью. Компас желателен, но обойтись можно и без него. А вот без ножа,пусть плохонького, никак не обойтись – самый скверный ножичек открывает массувозможностей. На обутки Ольге можно пустить собственную тельняшку, худо-бедносойдет... Нож нужен, нож, без него нечего и думать...

В камере заметно потемнело – близился вечер, окошечко былокрохотное, а никакого светильника и не подумали принести. Остальные лежалитихо, то ли привыкли к таким долгим темным вечерам, то ли спали. Ольга тожетихонько посапывала, пригревшись у него под боком. Мазур лежал на спине, глядяв темноту. В голове работала безукоризненная вычислительная машина.

Погоня, конечно, будет. Предположим, у них есть на вертолетекое-какая аппаратура, есть способные идти по следу собаки. И все равно, этосамодеятельность. Мазура учили выживать в условиях, когда ты брошен на совершенночужой земле, и против тебя – все силыг о с у д а р с т в а. Инеплохо выучили, раз он жив до сих пор. Главное – держаться чащобы, где несможет сесть вертолет, где густые кроны более-менее защитят от неприцельногоавтоматного огня с бреющего полета. Никто не станет, преследуя беглецов,устраивать лесной пожар – очень уж рискованно...

Вот только эти татуировки... Полное впечатление, что тутпопахивает не просто унижением личности, а еще и неплохим расчетом. Кем бы нибыл здешний «хозяин», он изрядно богат, судя по чудесному городку в глуши, ивполне может оказаться кем-то вроде местного удельного князька. А в здешнихместах, где на многие сотни километров тянется тайга, где города вродеШантарска далеки, словно Марс или Луна, нравы испокон веков были самымипатриархальными. «Закон – тайга, прокурор – медведь» – по этому нехитромуправилу жили и при царе, и при коммунистах, а уж теперь, когда полуфеодальныйуклад вдруг совместился с огромными деньгами «новых русских»... Что, еслиуголовные татуировки преследуют строго определенную цель? И каждый здешнийучастковый, каждый деревенский житель будет знать, что из отдаленных лагерейзадал тягу жуткий тать и убивец, какой-нибудь живорез Семен-Вырви-Глаз сподругой, Кровавой Катькой? В охоте может участвовать масса хороших и добрыхлюдей, ни о чем не подозревающих. Свято верящих, что ловят живореза и варнака.Нечто подобное было с группой Морского Змея – в более цивилизованных местах,правда, но это еще более осложнило дело, потому что и по радио, и по телевидениюдважды в час напоминали о группе особо опасных преступников, стремящихсяпокинуть пределы области...