class="p1">Их игры прервала Рита, повелительно окликнув Ивана. Он снова был обвинен в нерасторопности и безалаберном отношении к просьбам матери. Мальчик почувствовал себя невероятно виноватым, покраснел до самых кончиков ушей и был вынужден распрощаться со своей мохнатой подружкой. Только вот собака не желала ничего знать о том, что мальчику пора возвращаться к человеческим делам. Еще чего, им же было так весело вместе! К тому же он ей приглянулся. В раскосых глазах лайки проскакивали мысли — шальные пули, но ни одна не помогала удерживать маленького человека. В конце концов она решила поступить решительно, с громким визгом и заискивающим взглядом вопрошающего прыгнув прямо на руки Ивану. От неожиданности мальчик едва не упал, неловко обхватив собаку обеими руками. Лайка тут же сообразила, что делать. Опыт столетий нашептывал ей единственный верный путь к сердцу маленького человека. Она закинула свои лапы ему на грудь и яростно принялась облизывать шершавым розовым языком его нос, щеки, губы и смеющиеся глаза. Лайка неистово виляла хвостом и пританцовывала на задних лапах, будто бы и вправду собиралась уместиться в крепких объятиях Ивана.

— Ну хватит, хватит уже, глупенькая! Меня зовут, понимаешь? Мне пора! — взмолился мальчик, отбиваясь от вездесущей рыжей бестии. Он действительно потерял счет времени и припозднился на добрые сорок минут. Иван понял это, когда бросил взгляд на настенные часы, висевшие в прихожей.

Теперь уже с инструментом в руках он бросился через двор к матери, чтобы хоть как-то компенсировать время игры со своей новой подружкой. Он уже знал, что услышит в свой адрес, понимал, какой пренебрежительный взгляд ему придется выдержать, но почему-то внутренняя тревога на время отступила. На смену ей пришла надежда в виде рыжей, точно купающееся в лучах рассвета солнце, лайки, что внимательными и грустными глазами следила за ним из-за забора. Мальчик заметил, что к ней подошел какой-то грязный сгорбленный мужик в рваной рубахе и схватил ее за шкирку. Хозяин потащил резко затихшую собаку домой, на цепь, отплевываясь и всячески проклиная новоприбывших соседей. Иван хотел уже было рвануть на помощь лайке, но его самого резким словом осадила мать, вернув в привычное ему молчаливое, покорное состояние. В ее присутствии он дрожал, словно осенний лист на голой березе. Он чуть не взвыл в голос, когда она вместо желанного внимания и любви подарила сыну холодный, пронизывающий своим безразличием взгляд. Мальчик работал смирно и добротно, помогал по силам, старательно таская и ведра с водой, и мешочки с удобрениями. Часы будто бы остановились. У Ивана от перенапряжения разболелась голова, и он был рад услышать, что Владимир готов пойти с ним на рыбалку. Тогда он засуетился, поспешил надеть теплые высокие шерстяные носки и натянуть на них красные резиновые сапоги, которые нашел за печкой. Мальчик прямо-таки светился от радости. Он первый раз отправлялся на рыбалку! Мысли о новом приключении волновали, вызывали приятную дрожь нетерпения. Он повторял про себя названия всех рыб, которых только знал и про каких читал в книжках. Мальчик смог вспомнить не больше десятка видов, однако это не сильно его расстроило. Сердце его затрепетало, словно птица в золотой клетке. Иван услышал, что Владимир говорил о том, что собирался зайти за леской во двор, куда только что мужик увел полюбившуюся ему лайку.

***

Перекинув через плечо походный рюкзачок, Иван поспешил за дедом. Они быстро собрали снасти, накопали жирных червей у навозной кучи и надежно закрыли находку в пластиковую баночку из-под майонеза. Этот наиважнейший груз Владимир доверил нести внуку, подсказав, что в посудинке могут быть дырки, за которыми следует строго следить, иначе карасей придется приманивать собственными пальцами. Старик давненько не ходил удить рыбу, поэтому только перед самым выходом понял, что леска на одной из его удочек порвана, а запасная уже вся вышла. Пришлось искать по соседям. Первым, к кому он мог обратиться за помощью был старый алкоголик и сумасброд — дед Шурик.

Домик его был похож на маленькую пещеру. В большом дворе одиноко стоял огромный столетний дуб, возвышавшийся над деревенскими постройками. В его тени лежал маленький сарайчик, уже перекошенный и почти развалившийся от времени, с пристройкой в виде каморки, находчиво переоборудованной владельцем под склад для различных увеселительных напитков. У этой лачужки стояла будка, к которой была привязана рыжая собака, издалека напоминавшая лисицу. Она встретила гостей громким визгливым лаем, заволновалась и начала грызть веревку. На шум вышел и сам хозяин дома. Это был маленький щуплый человечишка лет шестидесяти, с синюшными глазами навыкате, большим красным носом и вислыми бульдожьими щеками. Он шепелявил и едва мог связать два слова без использования ругательств. Вся его речь состояла из сплошного, ничем не прикрытого отборного мата. Дед Шурик не читал книг и не смотрел фильмов. Единственным научным трудом, который он прочел, была азбука. И то под старость он совсем перестал различать мягкий и твердый знаки.

— Шево вам надо, шощед? — спросил Шурик, опираясь на дверной косяк трясущейся от похмелья широкой рукой. Он сильно щурился, потому что изображения плыли у него перед глазами, сменяя друг друга. Одна сторона его лица опухла и напоминала место пчелиного укуса. Вид у старого алкоголика был, прямо скажем, безобразный.

— Будь добр, одолжи лески! Я внука хочу на рыбалку сводить, — уверенно произнес Владимир.

— А сколько заплатишь? Знаешь ли, сейчас все денег стоит, лишнего вздоха не сделаешь без уплаты налогов. Я бы, конешно, дал тебе так, но ты послушай… Я еле концы с концами свожу — сам видишь!

В этот момент на морщинистом лице Шурика задрожали кончики губ, и он начал тереть нос кулаком. В его телячьих глазах отражались синее небо и стая диких уток, пролетавшая над деревней. Он состроил страдальческую гримасу и вытянул вперед обе руки так, будто бы отдавался на растерзание тиграм и был готов к тому, что его сейчас же свяжут. Эта дурная привычка выработалась у него после многочисленных задержаний, когда он поочередно находился во всех формах невменяемости, а затем доставлялся в участок печально знакомыми полицейскими, чьи глаза уже давно заплыли от сала. Владимир не принял его поведения, с отвращением отпрянув от его ладоней, как от раскаленной плиты. Он осмотрел Шурика с головы до ног, перевел взгляд на дом, стоявший позади него, а затем на старые неухоженные деревья в саду. Как раз около одного из таких деревьев вертелась рыжая собака, явно заброшенная своим непутевым хозяином. Увидев ее легкие движения и пушистый хвост, Владимир решил воспользоваться пристрастием Шурика к алкоголю и