Заместителем ему прислали Федора Гавриловича Ковалева, который прежде трудился заместителем народного комиссара торговли СССР и заместителем председателя Совнаркома Узбекистана. Видимо, на Михаила Андреевича он впечатления не произвел – после возвращения в Москву высоких должностей Ковалев больше не занимал. А еще в Бюро включили уполномоченного НКВД и НКГБ СССР по Литве генерал-лейтенанта Ивана Максимовича Ткаченко, первого секретаря ЦК КП(б) Литвы Антанаса Снечкуса и председателя Совнаркома республики Мечисловаса Гедвиласа.

Перед Сусловым Москва поставила четыре задачи:

«а) укрепление руководящих кадров партийных и государственных органов;

б) очищение республики от враждебных элементов, разгром буржуазно-националистического подполья и буржуазно-националистических банд;

в) восстановление экономики Литвы;

г) организация идеологической работы и большевистское воспитание партийных и советских кадров».

В Вильнюсе гостям не обрадовались, о чем Михаил Андреевич незамедлительно информировал Москву: встретили «болезненно и опасливо».

Кабинет Суслова находился напротив кабинета Антанаса Снечкуса.

Первый секретарь ЦК КП(б) Литвы прямо спросил Суслова:

– Не означает ли ваш приезд, что теперь руководящую роль будут играть русские товарищи?

Самого Снечкуса от любой критики спасала биография, которой не мог похвастаться ни один другой руководитель республики. Будущий первый секретарь стал коммунистом в подполье. В предвоенной самостоятельной Литве его дважды судили, приговорив один раз к пятнадцати годам тюремного заключения, другой – к восьми. В годы войны он возглавил штаб партизанского движения Литвы, а потом стал партийным лидером республики, хотя реальная власть находилась в руках Суслова и его помощников, которые в сжатые сроки должны были очистить республику от врагов.

Вильнюс и другие города, разрушенные войной, оказались в бедственном положении. Ни электричества, ни воды, не хватало хлеба… Михаилу Андреевичу досталась трудная республика, понять ситуацию в которой можно было, лишь углубившись в недавнюю историю. Литва вошла в состав Советского Союза 3 августа 1940 года. Когда нацистская Германия напала на нашу страну, многие в Литве были откровенно рады. Командиры Красной армии докладывали: «После первого нажима немцев литовские части перестреляли своих командиров и разбежались».

Надо учитывать традиции, сформированные историей. В балтийских странах торжествовал принцип – занимать сторону сильного. Похоже, одни и те же люди в сороковом году радостно встречали Красную армию, а в сорок первом приветствовали немецкую. Это дело принципа: всегда быть на стороне сильного, приспосабливаться к хозяину.

27 июня 1941 года полковник вермахта проезжал по литовскому городу Каунасу, уже оставленному Красной армией. Он увидел огромную толпу. Люди хлопали и восторженно кричали «браво». Матери поднимали детей повыше, чтобы они все видели. Немецкий полковник подошел поближе. Даже он был поражен и подробно описал, что именно увидел тогда в Каунасе:

«На асфальте стоял молодой светловолосый парень лет двадцати пяти. Он отдыхал, опираясь на деревянную дубину. У его ног на асфальте лежали полтора или два десятка мертвых или умирающих людей. По земле сочилась кровь. Рядом – под охраной – стояли будущие жертвы. Одного за другим этих людей убивали дубиной, и каждый удар толпа встречала радостными возгласами. Когда расправа закончилась, главный убийца сменил дубину на аккордеон. Толпа затянула литовский национальный гимн».

С 1941 по 1944 годы здесь уничтожили 220 тысяч евреев – 94 процента всего еврейского населения республики. Литовские полицейские не только исполняли указания немцев, но и по собственной инициативе выискивали евреев и коммунистов. В сорока с лишним городах и деревнях Литвы устроили еврейские погромы еще до прихода немцев. И повсюду обнаружилось невероятное количество литовцев-добровольцев! Во многих городках они сделали всё сами: немцы присутствовали только в роли фотографирующих. Литовцы издевались над евреями-соседями, мучили их, грабили, выгоняли из домов, а потом добивали. Тех, кого не уничтожили сразу, уже при немцах согнали в гетто и убили организованно.

Обращала на себя внимание невероятная жестокость добровольцев. Детей убивали, разбивая им голову о камень или о дерево. Или сбрасывали живыми в массовые могилы и закапывали.

– Маленькие не стоят пули, – объясняли рачительные и бережливые литовцы.

Очевидцы вспоминали, какие празднества устраивались по случаю уничтожения евреев, какие счастливые лица были у убийц. В еврейских погромах участвовали все слои населения Литвы, хотя после войны это постарались представить делом рук «хулиганов». Убивали священники, врачи, учителя… Иногда священнослужители возглавляли погромы в своих приходах. Штандартенфюрер СС Карл Ягер, руководитель службы безопасности в Каунасе, доложил в главное управление имперской безопасности в Берлин: «Еврейский вопрос здесь почти решен. Практически евреев в Литве не осталось». Выжили только те, которые ушли в партизанские отряды.

Известный дипломат Владимир Семенов вспоминал, как в 1942 году в Куйбышеве (ныне Самара), куда эвакуировали наркомат иностранных дел, разговаривал со вторым секретарем ЦК компартии Литвы Адомасом, широко образованным и отважным человеком: «Он пришел попрощаться, объяснил, что летит в Литву с группой партийных работников для организации партизанского движения».

Семенов заметил:

– Тебе это будет трудно, дорогой Адомас, ведь евреев в Литве уничтожают без околичностей.

– Ничего, – рассмеялся Адомас, – отпущу бороду под крестьянина и никто не узнает…

Адомас – партийный псевдоним. Второго секретаря ЦК звали Шмуэлис-Ицикас Мескупас; он рано примкнул к коммунистам, сидел в тюрьме в буржуазной Литве и ничего не боялся. В марте 1942 года Мескупас был переброшен на самолете на территорию оккупированной республики во главе организационно-оперативной группы для организации центра партизанского движения. Но группа была окружена отрядом литовской полиции и в ходе боя уничтожена.

Одним из партизанских отрядов командовал Генрикас Зиманас, журналист, писавший на идиш. Он же руководил одним из двух подпольных обкомов партии, созданных на территории оккупированной немцами Литвы. После войны на партийную работу Зиманаса не взяли, но сделали главным редактором республиканской газеты «Тиеса».

А когда Красная армия выбила немецкие войска с территории республики, литовцы, служившие немцам, продолжили войну против Советской власти. Поначалу там действовали крупные партизанские отряды, которые вели настоящие бои с частями Красной армии. За вторую половину 1944 года были убиты почти две тысячи литовских партизан, пять с лишним тысяч арестованы.

В Москве осознали серьезность литовского подполья. Берия образовал в аппарате союзного Наркомата внутренних дел главное управление по борьбе с бандитизмом. С Северного Кавказа в Литву перебросили 4-ю стрелковую дивизию НКВД. Самые крупные отряды были разгромлены. «Лесные братья» растворились в лесах и перешли к диверсионной тактике – пытались взрывать мосты и железные дороги и уничтожали тех, кто поддерживал Советскую власть, часто вместе с семьями. С лета 1944 по конец 1951 года «лесные братья» убили три тысячи человек, в большинстве литовцев. Несмотря на это, ныне их чествуют как национальных героев – ведь они сражались за независимость…

Один из моих первых начальников Борис Яковлевич Пищик после войны воссоздавал органы госбезопасности в Литве. В сорок пятом его, молодого капитана госбезопасности, назначили в Вильнюсе начальником секретариата НКГБ республики и заодно секретарем парткома. Он много и охотно вспоминал прошлое – ему было чем поделиться, –