Сейчас вопрос решается правильно. Нечего русским делать в Литве, пусть убираются отсюда.

Секретарь Пагегского райкома партии Генявичюс в ресторане провозгласил тост:

– Я пью за единую и независимую Литву!

Жена руководителя одного из районов рассказывала что «скоро подадут эшелоны и будут вывозить русских так, как они вывозили литовцев».

После ареста Берии эти разговоры прекратились, но республика осталась на особом положении. В том числе и потому, что в Москве сознавали особую сложность литовской истории и помнили, как отчаянно сражались «лесные братья». Литве позволяли, пожалуй, больше, чем другим республикам.

Летом 1959 года первый секретарь ЦК Никита Сергеевич Хрущев возмущался национальной политикой в Прибалтике:

– В Литве у руководства только литовцы. Русских никуда не выдвигают, только милиционерами. В милицию выдвигают русских, когда арестовывать, надо русских тянуть, мол, видите, что русские делают. Я это говорю для большей активности, что у товарища Снечкуса не лучше дело, чем у латышей. И в Эстонии не лучше дело, чем у латышей. Надо правду сказать и поднять людей на борьбу против этого.

В Риге тогда высоких постов лишилась большая группа «латышских националистов», но Литву не тронули.

Антонас Снечкус правдами и неправдами не позволял Москве строить в Литве промышленные гиганты, для работы на которых людей свозили бы со всей России. Хитрый Снечкус своим простецким подходом обезоруживал москвичей, которые знали, что он искренне верит в коммунистические идеалы. Он был уважаемым в республике человеком. Его жена, старая подпольщица, ездила в поликлинику на общественном транспорте, не брала у мужа машину – это было исключено. И он не давал в обиду свою интеллигенцию. В Москве интеллигенция иначе относилась к власти, да и у власти были люди иного сорта. А в Литве они не были чужими друг другу, они были свои.

Суслов действительно по-своему опекал Литву.

Я был хорошо знаком с профессиональным партийным работником Валерием Иннокентьевичем Харазовым. Он больше десяти лет трудился вторым секретарем ЦК компартии Литвы, то есть наместником Москвы – деликатная должность.

Когда в 1974 году умер многолетний руководитель Литвы Антанас Снечкус, Харазов составил список примерно из ста пятидесяти человек, которых стал опрашивать: кто достоин возглавить республику? Приглашал к себе партийных, советских и комсомольских работников, ученых, деятелей культуры… Когда Харазов поехал в Москву, у него с собой была тетрадь с итогами разговоров.

Иван Васильевич Капитонов, секретарь ЦК по кадрам, сказал:

– С тобой будет говорить Суслов.

Таинственным коридором, о котором Харазов и не подозревал, хотя сам прежде работал здесь же, на Старой площади, в отделе организационно-партийной работы ЦК, прошли к Суслову. В приемной Капитонова попросили подождать, что изумило Харазова. Что ж, Суслов – второй человек в партии…

Когда вошли в кабинет, Михаил Андреевич спросил:

– Кого будем назначать первым секретарем? Председателя Совета министров республики?

Харазов возразил:

– Нет. Во-первых, он сам против, вполне доволен своей нынешней должностью. Во-вторых, два влиятельных члена литовского бюро ЦК сказали, что, если будет предложена его кандидатура, они выступят против.

– Тогда кого?

Харазов рассказал, как и с кем он беседовал, раскрыл тетрадь и показал, кто набрал больше всех голосов. Это был Пятрас Гришкявичюс, первый секретарь Вильнюсского горкома.

Суслов выслушал Харазова и кивнул:

– Аккуратно скажите Гришкявичюсу, что он должен приехать в Москву на заседание Политбюро.

Вернувшись в Вильнюс, Харазов после какого-то мероприятия предложил Гришкявичюсу поехать вместе. В безлюдном месте попросил водителя остановиться. Они вышли из машины, пошли вдвоем, и тогда Харазов сказал:

– Ваша кандидатура будет выдвинута на пост первого секретаря ЦК компартии республики. Вам надо поехать в Москву, не привлекая внимания…

Так Гришкявичюс стал руководителем Литвы.

Иначе говоря, Суслов согласился с выбором самой республики.

Литва выделялась не только баскетболистами, но и особым интеллектуальным климатом. Такой писательской плеяды, пожалуй, не знала ни одна другая республика – кроме России, разумеется. Литовская литература советского периода от Юстинаса Марцинкявичюса до Витаутаса Бубниса – свидетельство интенсивной духовной жизни республики. Никому не дано знать, почему вдруг на той или иной земле рождается целое поколение настоящих писателей. Но уж коли они появились, в Литве им создали благоприятный климат – как и для кинематографистов, и для художников.

В Литве сопротивление Советской власти было самым интенсивным – это показано в некогда очень популярном фильме Витаутаса Жалакавичуса «Никто не хотел умирать», где блистательно играл молодой еще Донатас Банионис, будущий народный артист СССР. В советские времена Баниониса сделали членом ЦК компартии Литвы и депутатом Верховного Совета республики. Но был ли он советским человеком? Он начал играть в театре еще в независимой Литве. Летом 1940 года пришла Красная армия, через год Литву оккупировал вермахт, а в 1944-м Советская власть вернулась. На склоне лет Банионис застал возвращение независимости. Когда он писал воспоминания, то не мог скрыть, что спокойнее всего ему работалось при немцах – те не лезли в театральные дела…

Мы с литовцами много десятилетий жили в одной стране, но плохо представляли себе, что там происходило. Духовная жизнь республики питалась из такого мощного источника, как стремление противостоять Москве и сохранять национальную культуру. Ныне в республике коллаборационизм времен войны, сотрудничество с гитлеровской Германией грехом не считается. Немцы, побывавшие в современной Литве, говорили потом с удивлением, что им казалось, будто они попали в альтернативную реальность, где нацисты – просто хорошие парни…

Весной сорок шестого Сталин вернул молодого и растущего партийного работника Суслова в Москву. Его сменил в Вильнюсе заведующий отделом партийных кадров управления кадров ЦК ВКП(б) Владимир Васильевич Щербаков. Познакомившись с делами, он спешил сигнализировать в центр о проступках Суслова – прислал письмо секретарю ЦК Алексею Александровичу Кузнецову.

Этот документ нашел и поместил в своей книге «Неразгаданный Суслов» историк литературы Вячеслав Вячеславович Огрызко:

«Мне стали известны факты недостойного поведения Суслова М. А.

Пользуясь бесконтрольностью, жена т. Суслова набирала в лимитном продуктовом магазине непомерно большое количество нормированных продуктов, обменивала их на рынке на вещи и мебель.

Только в одном магазине в апреле-мае т. Суслова взяла 131 кг сахару, 55 кг конфет и шоколаду, 60 кг мыла, 156 кг мясных и колбасных изделий и т. д. всего на сумму 8000 руб. при лимите 1500 руб. в месяц».

С какой же радостью жаловался на Суслова его сменщик!

В Комиссии партийного контроля при ЦК провели следствие и доложили члену Политбюро и секретарю ЦК Андрею Александровичу Жданову, что именно сообщили опрошенные по этому делу:

«Известно о нескольких случаях задержания органами милиции на рынке у частных лавочек Сусловой с шофером… Жена Суслова всегда носила продукты на базар лично сама, никому не доверяла… При выезде из Вильнюса жена т. Суслова увезла на 22 тыс. рублей мебели, которая числилась за Бюро ЦК ВКП/б/ по Литве».

Объяснительные записки по этому поводу представили и жена Михаила Андреевича, и он сам.

Елизавета Александровна Суслова писала:

«Это гнусная клевета,