Тов. СНЕЧКУС сразу же позвонил мне:

“Что произошло в городе за наше отсутствие, почему такая паника в городе, кого и за что арестовали?”

Вечером я поехал в ЦК и по существу проинформировал т.т. СНЕЧКУС и ГЕДВИЛАС.

Оба они были смущены, ничего не спросили, только тов. СНЕЧКУС заявил:

“Вот те раз, в Москве мы докладывали, что у нас все в порядке, а тут такая неприятность. Вы знаете, ведь 10 июля у нас республиканский съезд интеллигенции, как им объясним эти аресты?”

После моего отъезда из ЦК в кабинет тов. СНЕЧКУС были вызваны тов. ПАЛЕЦКИС, секретарь по кадрам тов. КУЧИНСКАС, секретарь по пропаганде тов. ПРЕЙКШАС, заместители председателя Совнаркома – НЮНКА, ШУМАУСКАС и зам. секретаря БЕЛЯВИЧУС. Тов. СНЕЧКУС и ГЕДВИЛАС с указанными лицами при закрытых дверях о чем-то совещались с 11 часов вечера до 4 часов утра.

Никто из русских товарищей – секретарей ЦК и других членов бюро на это совещание приглашены не были».

Генерал Ткаченко позволил себе раскритиковать и самого Суслова:

«Нам представляется, что при создавшейся обстановке нужна действенная критика работы партийных и советских руководителей и решительное искоренение безобразий.

Между тем выступления тов. Суслова на пленумах ЦК и различных совещаниях носят больше наставительный характер. К этим наставлениям и речам местные руководители так уже привыкли, что не обращают внимания и выводов для себя не делают. Никто из них никогда не возражает против предлагаемых тов. Сусловым решений, однако никто их и не выполняет, так как должного контроля за их выполнением с его стороны нет.

Лично тов. Суслов работает мало. Со времени организации бюро ЦК около половины времени он провел в Москве, в несколько уездов выезжал два раза по 1–2 дня, днем в рабочее время можно часто застать его за чтением художественной литературы, вечером (за исключением редких случаев, когда нет съездов или совещаний) на службе бывает редко».

В ту пору Берия, заместитель Сталина в Государственном комитете обороны, мог позволить себе критически оценивать даже высокопоставленных партийных чиновников. Во-первых, Лаврентий Павлович чувствовал себя более чем уверенно, во-вторых, точно знал, что вождь любит, когда ему доносят о личных недостатках тех или иных работников. А Суслов запомнил эту историю. Он не хотел, чтобы чекисты имели право присматривать за ним и жаловаться на него. Это проявится в 1953 году, когда Берия будет арестован…

Вооруженное сопротивление в Литве было в конце концов подавлено, подлинные и мнимые враги арестованы и депортированы. Чиновники на лету ловили слова Суслова, призывавшего к бдительности.

– В последнее время у нас выявлено еще немало людей, которых надо изолировать, – докладывал на пленуме республиканского ЦК заведующий потребкооперацией Литвы. – Об этих людях я сообщил в органы. Прошло полтора месяца, однако никаких мер не принято с целью изоляции тех людей, которым место не на свободе, а в тюрьме.

Суслов поднимал одного секретаря за другим и, сверяясь со списком, интересовался:

– Какие меры вы приняли по чистке аппарата? Вот взять председателя Гелгаудишской волости…

– Его расстреляли, – ответил первый секретарь.

– Кто это сделал? – насторожился Суслов.

– Органы.

– Значит, он был тем, кем не должны быть наши советские работники, – сразу же нашелся Суслов. – Его арестовали правильно…

В ходе ускоренной коллективизации в Литве кулаков – а точнее, всех зажиточных крестьян – высылали, их имущество экспроприировали. Сельское хозяйство лишилось людей, которые хотели и умели работать. И литовцы быстро забыли, что нацисты собирались изгнать их всех из родных мест и освободить земли для немецких колонистов.

В компартии Литвы литовцы в ту пору составляли меньшинство. Начальниками в республику присылали людей со стороны. В Москве заведующий отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК КПСС Евгений Иванович Громов информировал свое начальство: почти все вторые секретари (а они отвечали за кадровую работу) партийных комитетов – русские. Приезжие исходили из того, что Литва – такая же часть Советского Союза, как и любая другая область, поэтому нет смысла учить местный язык и вникать в местные обычаи.

Суслов писал в Москву:

«У некоторой части русских товарищей, прибывших в Литву, в партийной и государственной работе проявлялись в известной мере реакция на ошибки националистического порядка, допускавшиеся местными парторганизациями, недооценка, а иногда и игнорирование национальных особенностей. Так, например, секретарь Клайпедского горкома партии т. Шилин, ныне освобожденный от обязанностей, на пленуме ЦК КП(б)Л заявлял примерно так: “нам нечего беспокоиться об учете национальных особенностей, наша задача – проводить революционную линию”».

Все это вырвалось на поверхность после смерти Сталина. Лаврентий Берия сделал ставку на национальные республики. Он жаждал власти, примеривался к креслу первого человека в стране и хотел найти опору в лице секретарей республиканских ЦК. Поэтому требовал предоставить им больше прав – прежде всего в продвижении местных кадров.

Доклад тогдашнего министра внутренних дел Литвы генерал-майора Петра Павловича Кондакова о националистическом подполье Берию не устроил. Он спросил министра, почему он именует подпольщиков «бандитами»?

– Они вооружены, грабят и убивают советских людей, – ответил Кондаков.

– Вы сами вынуждаете их к таким действиям, – возразил Берия.

Он распорядился пересмотреть карательную политику в Литве:

«За послевоенный период подвергнуто разным видам репрессий более 270 тысяч человек, то есть около десяти процентов населения. Но буржуазно-националистическое подполье не только не ликвидировано, но и сумело пустить глубокие корни и даже создать себе некоторую опору в недрах самого населения. Основной ошибкой следует признать то, что партийное и советское руководство Литвы фактически перепоручило важное дело ликвидации буржуазно-националистического подполья органам государственной безопасности, а те, в свою очередь, свели это дело к массовым репрессиям и чекистско-войсковым операциям».

На работу в органы госбезопасности республики литовцев не брали – у многих были родственники за рубежом.

Антанас Снечкус робко поставил этот вопрос на секретариате ЦК в Москве:

– Неужели бабушки и дедушки играют решающую роль, а не сам человек?

Глава правительства Георгий Маленков его поддержал:

– Бандиты у себя друг другу больше доверяют, нежели наши работники.

Берия приказал продвигать местные кадры. В Литве за несколько дней сменили всех руководящих работников в системе МВД. Расстались с приезжими, с теми, кто не знал литовский язык. Все документы писали только на литовском языке, на совещаниях выступали исключительно по-литовски. Составляли списки нелитовцев в партийном и советском аппарате, интересовались: куда вы после освобождения от должности намерены вернуться?

По республике пошли разговоры, что все русские уедут.

На пленуме ЦК компартии Литвы председатель Совета министров республики Мечисловас Гедвилас сочувственно обратился к литовцам, не знавшим родного языка:

– Русских отзовут, а куда поедете вы, забывшие язык своих отцов?

Секретарь Варенского райкома партии Кашинскас порадовал коллег:

– Раньше политика в отношении литовцев была неправильной и проводилась так же, как при немецкой оккупации.