проводить дома, что на ней все хозяйственные дела, весь уход за ребенком, но при одной только мысли о том, чтобы вызвать на помощь тещу, Виктору становилось худо.

После ее приезда на время Валериных госэкзаменов теща стала для него подобием Медузы горгоны, от одного только взгляда которой человек каменел. С Лериной мамой было невозможно вести диалог. Она всегда говорила много, но не любила слушать других. «С такой невольно запьешь! – рассуждал Виктор, соболезнуя тестю. – И каким только образом ей до нашей с Лерою свадьбы удавалось быть таким доброжелательным человеком?!»

Теща часто спорила по мелочам, обижалась, плакала, хлопала дверью. За две недели умудрилась даже уйти из дома. Подняли на ноги все общежитие, собирались звонить в полицию, а оказалось, что она всего лишь выключила звук телефона, пошла прогуляться, чтобы только не видеть непутевую дочь, а когда возвратилась, с обиженным лицом принимала уверения Леры в любви, в готовности ее слушаться, в том, что дочь очень за все благодарна.

По мнению Виктора, теща не была злым или глупым человеком. Проблема была в том, что она хотела не замечать в мире ничего, что могло бы спокойно существовать без нее и что не укладывалось в ее собственную картину вселенной.

При случайном ночном пробуждении внучки она вскакивала и причитала:

– Маленькая моя! Лапонька моя! Бедолажка!

– Почему же бедолажка, Ирина Павловна? – недовольно спрашивал Виктор.

– Как почему? – возмущалась заботливая бабуля. – В общежитии родилась. Ни днем, ни ночью покоя! Все чего-то суетятся, шумят! Родители вон какие! Одна только и делает, что отвлечься пытается. То уткнется в телефон, то книжку читает, а то в коридор на пару минут выйдет, а гуляет там полчаса! А ты с утра до вечера на работе!

– Так все же работают. Учатся. Чего же в этом плохого?! – парировал Виктор.

На это теща лишь крепче прижимала к себе Амальку, носясь с ней то по комнате, то по общему коридору. И еще тоскливее раздавалось:

– Маленькая ты моя! Бедолажка!

К завершению ее визита Виктор вынужден был ночевать у знакомого, который на некоторое время уехал. Никакие энергетики уже не помогали оставаться в рабочем ритме. Каждая ночь превращалась в ад. Вставая к Амальке, теща зачем-то включала весь свет, громко разговаривала, громко баюкала малютку и обязательно что-нибудь роняла. Однажды не выдержала и Валерия:

– Мама, но ведь четыре утра! Зачем ты приучаешь ее не спать?! Я лучше сама к ней вставать буду, – нерешительно сказала она.

– Знаю я, как ты встаешь! – уверенно огрызнулась теща. – Сунешь ребенку соску, а сама и спать дальше. У девочки свой режим. И вам к ней, а не ей к вам привыкать надо!

И снова начиналось:

– Маленькая ты моя! Бедолажка!

Виктор сам себе был готов купить цветы после отъезда тещи – настолько этот день походил на праздник. Но, беспокоясь о том, что жена не сможет продолжить образование, он спросил:

– Может, отправим Амалию месяца на два к твоим родителям, чтобы ты своими делами заниматься смогла? Потом заберем, потом опять отправим.

Лишь через несколько дней за ужином Валерия неожиданно ответила на этот вопрос:

– Я хочу видеть, как растет мой ребенок… Как сделает первый шаг… Как произнесет первое слово…

– «Мой»?! – оскорбился Виктор. – Поверь, мне тоже интересно, как растет мой ребенок! Но есть ситуация! И ее надо решать!

Валерия молчала. И он, тоже немного помолчав, добавил:

– Я думаю, если бы Амалия была большой и могла бы выразить свои мысли, то она сказала бы: «Мамочка, ты, пожалуйста, учись, развивайся! Для меня главное, чтоб ты была счастлива!» Дети рождаются не для того, чтобы мы, воспользовавшись их рождением, отказались от всех своих планов.

– А я и не отказываюсь. Просто для меня ребенок сейчас важнее, чем что-либо на свете еще.

– Что-либо… – задумчиво произнес Виктор.

Про себя же подумал: «Отчего „что“, а не „кто“? Точно Амалия – это вещь какая-то, а не ребенок!»

На этом разговор завершился. И человеку постороннему показалось бы, что проблема исчерпана. Виктор по-прежнему заботился о своей жене и дочке. Она по-прежнему стремилась сделать все, чтобы дать ему возможность спокойно жить и работать. Вместе они встречали гостей, улыбались, решали хозяйственные вопросы, но отчуждение в их отношениях нарастало. Все меньше оставалось искренности и, точно сугроб, накапливалась в каждом сердце обида.

У Виктора была даже приготовлена целая речь, если Валерия решит вдруг заговорить первой: «Мы стали с тобой точно роботы, которые встают, что-то делают, ложатся, опять встают… Я уже давно не видел в тебе просто женщину. Да, прекрасная мать! Да, прекрасная хозяйка, жена! Но ты стала очень холодной… Постоянно напряжена! Ждешь каждую минуту, что сделает твоя дочь: встанет, сядет, пописает, кашлянет, проснется… Ребенок не рождается на свет для того, чтобы мы, родители, стали его рабами! И эти бесконечные гости, двери… Надеюсь, ты же понимаешь, что мы не сможем жить так всегда?!» Но Валерия избегала подобного разговора.

Изредка, по воскресеньям, они гуляли втроем. Взяв коляску и немного еды, уходили по парку далеко-далеко, там заглядывали в кафе, ели пиццу, иногда покупали бутылку «Арбатского» в соседнем магазине и устраивали на скамейке пикник. И уже под вечер возвращались обратно. Это были самые счастливые часы, которые выпали на первый год их жизни с ребенком.

8

Часто Виктор рассуждал над своим странным отношением к дочери. Он явно ревновал к ней жену, и когда та ласкала и голубила их малышку, чувствовал себя обиженным и забытым. Когда же он видел на детских губах обращенную к нему улыбку, в нем вдруг расцветало все: ему тут же хотелось взять дочку на руки и радостно носиться с ней по коридору, кружить, целовать… Но он не решался.

Постепенно Виктор стал не только задерживаться на работе, но и полюбил заходить в чебуречную или пивную, которые нередко посещали другие преподаватели после лекций, стал интересоваться культурной жизнью столицы: сходил на пару вышедших в прокат фильмов, посетил выставку неподалеку от вуза… Теперь его даже удивляло, почему раньше он ничего из этого не делал. Разумеется, жене Виктор о походах своих не докладывал, говорил, что у него непредвиденные дела по работе. Валерия интересовалась:

– Какие?

И вот он, никогда в своей жизни не лгавший, плел теперь одну историю за другой.

Поздним вечером, возвращаясь домой, Виктор не раз видел, как огромный физрук в синих шортах и в футболке с надписью «За Спартак» рассекал с его дочкой по коридору, сам себя величал ее дедушкой, а иногда