Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако Ригномер не зря звался Бойцовым Петухом. Все знают,каковы эти петухи. Окати водой из ведра – отряхнулся и снова хоть сейчас в бой.Сегван тут же высмотрел у края площадки троих молодых парней и двинулся к ним,бормоча как бы про себя, но достаточно громко, так, чтобы слышал народ:
– Вот наконец-то собаки, которые хоть в хвосте упряжки,но смогли бы бежать.
Псы, привлёкшие его внимание, в самом деле отличались отстепных волкодавов не меньше, чем их хозяева – от примелькавшегося глазутин-виленского люда. На земле растянулись пушистые белые звери, чей вид рождалневольные мысли об ослепительно чистых горных снегах. Они лежали у хозяйскихног, не удерживаемые ни ошейниками, ни поводками, роскошные и неколебимоспокойные, уверенные в себе, друг в друге и в людях, связанных с ними святымправом крови. Люди – трое молодых горцев с Заоблачного кряжа – следили запоединком, ещё длившимся на Кругу, без видимого любопытства. А псы их – так ивовсе со скукой.
– Славные малыши, – подойдя, похвалил собакРигномер. И обратился к горцам: – Отчего вы, ребята, не выставите их на бой?
Ответил самый младший из троих, казавшийся ещё и самымсветлокожим. «Полукровка!» – презрительно определил про себя Ригномер.
– Отец Небо создал утавегу, наказав им быть нашимибратьями, – проговорил светлокожий на неплохом нарлакском: эта молвь былав Тин-Вилене наиболее употребительна. – А у нас не принято мужчинепосылать брата драться вместо себя, чтобы доблесть одного возмещала недостатокмужества, свойственный другому.
– Я понял, – засмеялся Ригномер. – Выбоитесь, что здешние бойцы попортят вашим собачкам белые шкурки, а материотстегают вас потом за ущерб?
Это было уже чистой воды злословие, ибо у троих молодыхгорцев висели на поясах кинжалы с рукоятями, выложенными бирюзой: знакмужества, испытанного в бою. Конечно, мать в своём праве – вольна и ремешкомвытянуть детище, будь сын хоть вождём. Но лишь последний дурак станет над этимсмеяться, да ещё вслух. А название «утавегу» переводилось на языки окрестныхнародов как «белые духи, приносящие смерть», и три пса, лениво дремавшие наземле, по виду вполне соответствовали своей славе.
Один из двоих горцев, постарше, сдержанно проворчал нечтонеодобрительное, и светлокожий, оглянувшись, перевёл:
– Что касается псов, мой брат советует тебе взятьдорогой серебряный кубок и пойти заколачивать им гвозди. А потом с презрениемвыбросить испорченное сокровище, говоря, что оно никуда не годится противобычного молотка.
Третий, рослый, с цветными шнурками в волосах – знакнедавней женитьбы, – неторопливо добавил по-нарлакски:
– И что ты взялся чужими собаками распоряжаться,сегван? Купи себе пса и вытворяй всё, на что совести хватит…
– Отчего ж не купить? – подбоченился Ригномер. Нанём была хорошая рубашка из тонко выделанной кожи и сине-полосатые штаны,заправленные в сапоги с кисточками. – И куплю! Вот хоть ваших. Не стольхороши они, как мне бы хотелось, да ладно уж. Как у нас говорят, на безрыбье ибаклан рыба. По две овцы серебром за каждого! Ну?.. Всё равно больше вам никтоне предложит!
Вот этого ему определённо не следовало говорить. Ой неследовало. Нет, оскорблённые горцы не станут накидываться на обидчика скинжалами. Тех, кто так поступил бы, итигулы отказывались признавать за мужей,достойных называться мужами. Просто Ригномер в пылу бахвальства забыл о своёмпромысле. Не в пример разумному и рачительному Айр-Донну, всего пуще боявшемусяотвратить посетителей от порога «Белого Коня». Так вот, последние года триитигулы были нередкими гостями на обильном тин-виленском торгу. Они привозилидары своего околозвёздного края – муку из земляного яблока, придававшуюнеповторимый вкус хлебу, и ещё удивительно тёплые, но притом тонкие, словношёлк, красивейшие ткани из шерсти горных козлов. Это совсем особая шерсть.Такую не достать нигде на равнинах, да и в горах она – немалая редкость.Рогатые скакуны по кручам теряют её, почёсывая шеи о кусты и шершавые камни. Неодни сапоги стопчешь на скалах, собирая крохотные, уносимые ветром клочки,покуда набьёшь хоть малый мешочек! Горцы, однако, занимались этим из поколенияв поколение, ибо награда за труды и опасности ожидала немалая. Столь мягкого иневесомого пуха не нащипать ни из шубы прирученного козла, ни из шкурыдобытого. Ясно, что цена итигульских тканей опять-таки мало не доставала дозвёзд. Купцы тем не менее их отрывали с руками и спешили увезти через море –аррантским и халисунским вельможам, ко двору солнцеликого саккаремского шада.Возил и Ригномер… прежде возил. Мог бы и дальше возить. Но – вырвалосьнеуклюжее слово, и, надобно думать, отныне достанутся ему дивные ткани развечто через перекупщиков. То бишь втридорога. Какая месть более уязвит человека,привыкшего всё мерить на серебро?..
И тут прозвучал дружный крик зрителей, безотрывно следившихза поединком псов на Кругу. Все оглянулись – даже те, кто успел отвлечься отсхватки, показавшейся скучной, и заняться другими делами. А не зря говорятзавсегдатаи собачьих боёв: смотри в оба, не то всё и произойдёт именно тогда,когда ты отлучишься по нужде!
Грозен и нешуточно могуч был Чёрный кобель, многими междусобой уже загодя названный победителем. Но даже и он в конце концов притомился,таскавши Рыжего плашмя по всему Кругу. Вот он утвердился посередине и надумалпозволить себе краткую передышку, а заодно перехватить супротивника пожёстче,так чтобы уж теперь-то точно его додавить и вынудить сдаться…
Ан не тут-то было! Хитрован Рыжий, сумевший сберечь вполнедостаточно сил, улучил миг и взметнулся с земли мощным и гибким движениемохотящейся змеи, наконец-то подкараулившей дичь!
И железной пастью сгрёб соперника за основание уха!
Некоторое время Чёрный отважно терпел его хват, но истинныезнатоки уже видели, что он проиграл. И точно. Пустив эхо гулять по склонамСледа, над Кругом взлетел жалобный лай. Это кричал Чёрный, сдаваясь и моля опощаде.
Уж на что закалён и крепок на боль степной волкодав, а и еговыносливости положен предел. Не зря-таки режут хвосты и уши щенкам заботливыехозяева-пастухи! Вырастет пёс – и хоть палкой его колоти, хоть пинай сапогом,хоть зубами трепли за толстую шкуру, он не подаст голоса, не пожалуется, толькоозлится. Но если ухватят его за хвост, за вислое ухо или, вот как сейчас, за кореньобрезанного – и всё, и злые враги непременно добьют бедолагу, пока онбеспомощно вертится и визжит, и пелена страдания застилает ему глаза.
Однако в жилах четвероногих бойцов Шо-Ситайна течётблагородная кровь. Стоило Чёрному окончательно прекратить сопротивляться, иРыжий расцепил челюсти, выпуская побитого. Но Чёрный слишком привык побеждать.Исчез стиснувший ухо капкан, и пёс счёл, что рановато признал себя побеждённым.Рыжий уже вытряхнул пыль из шкуры и, гордо приосанившись, направился прочь. ЧерезКруг спешили хозяева – разводить псов. И тут-то Чёрный с рыком кинулся вдогонпобедителю!