Благо тому, чей конь послушен и быстр, а пёс – сметлив ибесстрашен!

Но Отец Небо сотворил всех людей разными. И если одномудовольно знать достоинства своих питомцев и про себя ими гордиться, то другойне сможет спокойно спать, пока не уверится, что его конь не просто быстрый, но– САМЫЙ быстрый и равного ему не найти. И пёс у такого человека должен быть непросто зол и зубаст, не просто способен охранить от любого посягательства стадаи добро, хотя бы хозяин полгода отсутствовал. Он ещё и должен биться с себеподобными, доказывая, что именно он – самый лютый, самый выносливый и самыйкрепкий на рану…

Образованный чужеземец, которому и тут до всего есть дело,назовёт хозяина боевых псов рабом мелочного тщеславия:

– Хочешь почестей, так и дрался бы сам! Почемузаставляешь отдуваться собаку?

Кочевник с заплетённой в три косы бородой не спешанаклонится и погладит пушистого зверя, невозмутимо растянувшегося у ног. О чёмтолковать с чужестранцем, не понимающим очевидного? Объяснять ему, что кобель,который боится или не умеет за себя постоять, не нужен ни при отаре, ни возлекрасавицы суки, собравшей кругом себя женихов? Способен ли понять горожанин,никогда даже издали не слыхавший плача гиены и воя степных волков, затевающихночную охоту, что от пса-победителя каждый хозяин стад захочет щенка – такогоже широкогрудого, с неутомимыми лапами и мощными челюстями?.. А главное,наделённого таким же благородным воинским духом? И значит, пёс, с которым, помнению чужака, поступают жестоко и несправедливо, станет отцом многочисленногопотомства, подарит свой облик новым продолжателям породы?..

Всё это и ещё многое может поведать шо-ситайнец заезжемучеловеку, но чего ради попусту болтать языком? Чем сто раз услышать, лучшепускай один раз увидит собственными глазами. И «сильный скота», немногословныйот жизни посреди степного безлюдья, лишь сделает рукой приглашающее движение и неохотнообронит:

– Что зря спорить? Приходи завтра утром на След. Сам ипосмотришь.

Город Тин-Вилена лежит между горами и морем, на берегахбольшой бухты, чьё удобство радует мореплавателей, а красота насыщает самыйизбалованный взгляд. По форме своей бухта напоминает след лошадиного копыта, аименно – правой передней ноги. Местные жители хорошо знают, почему так.Некогда, во времена юности мира, этими местами скакал славный жеребец БогаКоней, почитаемого в Шо-Ситайне, и именно здесь ему довелось коснуться копытомземли. И пускай досадливо морщатся грамотеи-арранты, уверенные, будто знаютрешительно всё об устроении мира: в Тин-Вилене вам будут рассказывать именнотак. Эту легенду знают здесь все. А ещё в городе помнят, что в том своём полётепредводитель небесных скакунов сопровождал маленького жеребёнка. Ведь свирепыежеребцы, бесстрашные хранители табунов, очень любят играть со своими только чтонародившимися детьми, и любой кочевник подтвердит это всякому, кто вздумаетусомниться. Так вот, именно над будущей Тин-Виленой малыш ухватил величайшегоиз коней за клубящийся вороной хвост, отчего тот и ударил оземь копытом. Ножеребёнок удался весь в отца, он повторил его движение… и между холмамипредгорий сделалась небольшая круглая котловина.

Это-то урочище[6] тин-виленцы и называютСледом. Здесь единственное место в округе, откуда не виден замок-храмБлизнецов, вознёсшийся над высокой каменистой вершиной. И След не виден иззамка, даже с верхней башни, где всегда бдят зоркоглазые стражи и лежитприпасённый хворост – на случай тревоги. Даже оттуда не видно, что делается вкотловине Следа, и ничего случайного в том нет. Просто Тин-Вилену когда-тоосновали нарлаки, и многие её жители до сих пор с гордостью возводят кпервопоселенцам свой род. А нарлакское племя известно среди прочих сугубойприверженностью старинным обычаям – по крайней мере в том, что касается внешнейстороны их соблюдения. Так вот, познакомившись с местным народом и впервыеузрев бои псов, суровые старейшины поселенцев накрепко порешили: у праотцовнаших от веку не было подобной забавы – стало быть, негоже и нам! Только вотлюбопытство людское – что неугомонный ручей. Как его ни загораживай, как ни запирай– обязательно отыщет обходной путь. Шо-ситайнцы пригоняли в город скот напродажу, здесь волей-неволей мирно встречались разные кланы – и, понятно,кочевники пользовались случаем, чтобы стравливать и сравнивать знаменитыхсобак… Посмотреть на бои тайно приходили самые дерзкие из горожан. Потом супоением – и опять-таки тайно – рассказывали друзьям. Среди друзей, ясно,находились такие, кто немедля бежал шепнуть на ушко старейшинам. Те ярогневались, непокорным наглецам «вгоняли ума в задние ворота» с помощью ивовыхпрутьев… Но опять приезжали кочевники – и всё повторялось.

Говорят, дело начало меняться, когда один из старейшин,выслушав донос ябедника, строго осведомился: «Так поведай же скорей, дурень,кто победил?»

Утеснения тех давних времён казались теперь баснословными.Никто уже не поминал о запретах, и гибкие прутья вымачивались в кипятке радинаказаний совсем за другие проступки. Но тин-виленские нарлаки не были бынарлаками, если бы не обзавелись сообразным делу обычаем.

Во-первых, псов до сих пор стравливали в «тайном» месте – тобишь в котловине Следа, худо-бедно укрытой даже от зоркого ока храмовыхкараульщиков (к немалой, прямо скажем, досаде этих последних). А во-вторых…Хотя каждый раз и устраивалась возле Следа сущая ярмарка с шумным торгом,плясками и угощением – но ни накануне, ни поутру ни единый глашатай не ходил погородским улицам, созывая народ на погляд и забаву. Подразумевалось, чтовсякий, кому интересно, прослышит сам. На то есть слухи и сплетни, и плохи уши,в которые они не попадут. А бдительная стража и кончанские старейшины, потомкинесгибаемых праотцов, опять же по обычаю делают вид, будто знать ничего незнают, ведать не ведают.

Было раннее утро хорошего весеннего дня. Недавно пронёсшеесяненастье чище чистого умыло небеса – и над морем, и над степями, и надвершинами Заоблачного кряжа. Дождь, нешуточно грозившийся смыть Тин-Вилену всюцеликом в море, в горах выпал снегом – последним снегом уходящей зимы. Могучиекряжи в незапятнанно-белых обновах ярко горели на солнце. И всё затмевалсеребряным блеском двуглавый пик величественного Харан Киира, называемого угорцев Престолом Небес.

Распорядитель и старший судья пёсьих боёв – у него был дажесвой особый титул: Непререкаемый, – поднялся с небольшого возвышения, накотором сидел, и, повернувшись лицом к священной горе, молча сотворил короткуюмолитву. Перед грудью он держал свой жезл – недлинную и ничем не украшеннуюпалочку из твёрдого дерева, срезанную на конце таким образом, что получалосьнечто вроде лопаточки. Непререкаемый был уже старцем, но морщины, избороздившиелицо, казались отметинами на гранитной скале. Проведший жизнь подле своих стад,седобородый старейшина отнюдь не утратил ни жилистой крепости, ни подвижноститела. Пройдут ещё годы, а за ним в седле по степи всё так же трудно будетугнаться иным молодым.