Не каждый из собравшихся в котловине Следа веровал в тех жеБогов, которых призывал сейчас Непререкаемый, но несколько мгновенийпочтительной тишины соблюли все. Даже Ригномер, разбитной торговец-сегван,сквернослов и задира, известный всему городу под кличкой Бойцовый Петух. Сегваннаблюдал за происходившим, кривя губы в насмешке, но помалкивал. АНепререкаемый, окончив молитву, вновь опустился на вышитую, набитую шерстью подушкуи коротко кивнул:

– Начнём же, во имя Матери Сущего.

След хорош ещё и тем, что у него удобное, ровное,правильно-округлое дно шагов пятидесяти в поперечнике. Земля здесь твёрдая, такутоптанная за годы, что на ней почти не вырастает трава. У площадки тоже естьособенное название: Круг. Его ничем не огораживают, поскольку соперники-псы вбою заняты только друг другом и не огрызаются на людей. Зрителям входить в Кругне положено. На эту землю вступают только сами бойцы и их хозяева. Да ещёмладшие судьи, помощники Непререкаемого, носители его жезла.

По разные стороны Круга, сопровождаемые хозяевами, ужестояли два самых первых бойца. Шо-ситайнцы дают своим волкодавам исполненныесмысла, звучные и грозные имена: Огонь-В-Ночи, Первенец, Золотой Барс. Спросителюбого кочевника, и он вам подтвердит, что на его родном языке эти имена легкопроизносятся и очень красиво звучат. Скорее всего ваш собеседник даже не оченьпоймёт, о чём вы спрашиваете и чем вообще вызвано затруднение. Имена как имена,скажет он, почти такие же, как у людей!

Беда только, не всякий чужеземец сумеет с первого разаправильно выговорить «Мхрглан» или «Чкврнито». И ещё голосом сыграть, гдеположено и как положено. А выговоришь неправильно – чего доброго, греха будетне обобраться. Либо до обиды дойдёт, потому что «Белоголовый Храбрец» вдругокажется «Мокроносым Телёнком», либо самого на смех поднимут, тоже не лучше.

Поэтому двух кобелей, поглядывавших друг на друга внетерпеливом ожидании боя, зрители-горожане между собой называли большей частьюпросто: Чёрный и Рыжий. Благо один из бойцов был действительно облачён вмохнатую чёрную шубу, отороченную белоснежным мехом лишь на груди, лапах и шее.Второй от носа до хвоста переливался золотом и краснотой осенней листвы. Вотличие от соперника, он уродился короткошёрстным, и под шкурой при малейшемдвижении танцевали крепкие мышцы.

Хозяева, заблаговременно сняв с питомцев ошейники,удерживали кобелей, обхватив их за мощные шеи.

Непререкаемый вскинул руку и коротко повелел:

– Пусть бьются!

Доведись Рыжему с Чёрным встретиться вне Следа, где-нибудьпосередине степи или на склоне холма, они вряд ли полезли бы в драку. Такими ужвоспитали их люди, поколениями отбиравшие несуетливых, хранящих достоинствокобелей. С кем такому воевать на ничейной земле? Чего ради нападать на собрата,не покушающегося ни на хозяина, ни на его добро?.. Другое дело – Круг! Обапоединщика очень хорошо знали, зачем их сюда привели. Каждый привык считатьКруг – своим. И никому не собирался уступать своё право.

Две молнии, светло-рыжая и чёрная, одновременно ринулисьнавстречу друг другу и сшиблись посередине площадки. Сшиблись – и покатилисьединым клубком, в котором мало что смог бы рассмотреть самый стремительныйглаз.

– Славно начали, – тихо пробормотал Непререкаемый.Его собственный пёс, невозмутимо лежавший у ног, приподнял голову и посмотрелна хозяина, соглашаясь с его словами. Потом потянулся мордой к руке. На егоошейнике свободного места не было от золотых бляшек. А лежал белоснежныйкрасавец на целой стопке пёстрых ковров, вытканных дивными мастерицамиШо-Ситайна. Согласно обычаям страны, такими ковриками, словно попонами,торжественно покрывают победителей великих боёв. Затем коврики до самойстарости служат прославленному бойцу ложем, и никто не смеет покупать их илипродавать. На них он и умрёт, когда придёт его срок, и на них возляжет вмогилу. И люди заплюют того, кто лишит постаревшую собаку заслуженной чести.Пёс Непререкаемого был великим воином своего племени. Его ни разу не побеждали.Седобородый хозяин прекратил выставлять его на бои после того, как другиеискатели славы два года подряд отказывались стравливать с ним своих кобелей.

Между тем Чёрный крепко взял Рыжего за толстую меховуюскладку сбоку шеи – и точным, расчётливым движением опрокинул супротивниканавзничь. Тот обхватил лапами голову недруга, отталкивая, стараясь оторвать отсебя. Лапы были каждая в мужскую пятерню шириной и наверняка сильней рукичеловека.

– Славно бьются! – похвалил один из зрителей,голубоглазый шо-ситайнец, одетый, впрочем, по-городскому. – Видел ты,брат, как он перевернул-то его?

Второй только молча кивнул. Если он и доводился говорившемубратом, то разве что названым. Он родился по другую сторону моря, в дремучихвеннских лесах, и никакой загар не мог уравнять его белую кожу с тёмной медьюкоренного кочевника. Лишь на левой щеке, немного ниже глаза, выделялись дверодинки.

А подле побратимов на раскладном деревянном стульчике сиделадевушка. Единственная девушка среди зрителей. И, помимо Непререкаемого,единственная, кто сидел. Не из-за старости или болезни и не потому, что ейздесь оказывали особый почёт. Просто так было удобней устраивать на коленяхдощечку, а на ней – плотные, чуть шершавые листы, сделанные из сердцевинымономатанского камыша. И рисовать на них заточенным куском уголька. Когдауголёк ломался, девушка не глядя хватала другой из маленькой плетёнойкоробочки. Нет, молодая рисовальщица даже не пыталась запечатлеть какой-то мигбоя, вырвав четвероногих единоборцев из стремительной переменчивости поединка.Под быстрыми пальцами на листе возникали разрозненные наброски: мощный изгибшеи… поджатая лапа… свирепо наморщенный чёрный нос, погружённый в густую гривуврага…

Вечером, дома, девушка размешает гладкое гончарное тесто, ибитва благородных зверей начнёт оживать в глиняных фигурках, которые она станетлепить одну за другой. Потом фигурки будут раскрашены и обожжены. Всякий, ктозахочет, сможет купить их и сохранить в память о сегодняшнем дне. А если кто-токупит все разом, то, пожалуй, сумеет по памяти выстроить весь ход состязания.Чтобы как-нибудь после, зазвав к себе в гости такого же ценителя и охотника[7], иметь возможность не просто рассказать ему о знаменитомпоединке, но и всё как есть показать.

– Ты смотри, что творят! – вновь воскликнулразговорчивый шо-ситайнец. – Кан-киро, да и только. Ты видела,Мулинга? – И заговорщицки улыбнулся. – Если вдруг что пропустишь, мыс Волком для тебя потом повторим…

Девушка кивнула ему, не прекращая работы. Её ресницы быстросновали вверх-вниз – взгляд обращался то на сцепившихся псов, то вновь нарисунок. Ей не мешали ни крики зрителей, ни утробный рык кобелей, временамиподкатывавшихся едва не к самым ногам. Рыжий отнюдь не сдавался, но по-прежнемупочти всё время был на земле. Если ему удавалось встать, Чёрный мгновенноперехватывал поудобнее его многострадальную шею и всё тем жеобманчиво-неторопливым движением вновь опрокидывал Рыжего навзничь. При этом онне просто стоял над поваленным, удерживая и не давая подняться. Он ещё инемилосердно трепал его, возя и мотая туда-сюда по крепко утоптанному Кругу.Любой, кто хоть что-нибудь понимает, мог с первого взгляда оценить – силища длятакого мотания требовалась неимоверная. Каждый кобель весил уж никак не меньшевзрослого мужчины. Попробуй-ка потаскай такого. И в особенности когда онобмякает и вытягивается, повисая мешком. Да при чём тут мешок! Обвисшее теломного неподъёмней мешка, вроде бы такого же по весу. Кому случалось таскатьодно и другое – не позволит соврать.