* * *

Выходило, что Татьяна все-таки оказалась права.Единственное, чего я не учел, было появление возле места преступления тогополковника, с которым я так мило беседовал не далее как сегодня днем. Было быверхом наивности полагать, что он меня не узнает или не заметит. Итак, подход кгостинице был для меня перекрыт.

Я устроился в темноте под раскидистым деревом и издалеканаблюдал, как Татьяна объясняла какому-то милиционеру, что ей нужен СергейЛисицын. В гостиницу ее, конечно, не пустили, там работала бригада, но последлительных переговоров милиционер согласился передать Лисицыну, что егоспрашивает девушка с Первомайской, восемь.

Ждать пришлось долго. Наконец в освещенном проеме дверипоявилась знакомая фигура Сергея. Он остановился на широком крыльце и сталискать глазами того, кто его вызвал. Татьяна помахала ему рукой, привлекаявнимание. Видно, он ее сразу узнал, потому что кивнул и быстро подошел. О чемони разговаривали, мне не было слышно, я только видел, как Татьяна изредкакивала и ритмично притоптывала ногой. В какой-то момент мне показалось, чтоСережа хочет оглянуться, чтобы найти меня, но Татьяна, словно уловив егонамерение, тронула парня за плечо и отвлекла на себя. Правильно, нечего башкойкрутить, когда с тобой о деле разговаривают. Любой сторонний наблюдатель сразудогадается, что речь идет о человеке, который находится где-то поблизости. Амне бы не хотелось, чтобы таким сторонним наблюдателем оказался тот полковник,которому я сильно не понравился.

Возле гостиницы стояли четыре милицейские машины смигалками, собралась толпа, состоявшая как из проживающих, так и излюбопытствующих прохожих. Подозреваю, что еще полчаса назад народу здесь былокуда меньше, но после сообщения в выпуске новостей многие прибежали сюдапонюхать, чем пахнет беда. Беда пахла близким морем, какими-то тропическимицветами и ненавистью. Да-да, именно ненависть читалась на лицах милиционеров,оцепивших здание гостиницы. В течение только одних суток на их плечах «повисло»второе убийство, виновником которого был этот дурацкий фестиваль.

Я прислушивался к себе и старался понять, хочу ли яоказаться сейчас там, внутри, в освещенном холле, отдавая команды, опрашиваясвидетелей, делая первые неотложные шаги по раскрытию убийства. И с горечьюпризнавался себе, что – нет. Не хочу. Я устал. Мне надоело. Я ухожу из милиции.Я больше не могу.

Татьяна наконец вернулась ко мне, а Сергей Лисицын торопливоушел обратно в гостиницу.

– Пойдемте, Владислав, – сказала она, беря меня подруку. – Не будем здесь отсвечивать. По дороге все расскажу.

Мы шли совсем медленно, потому что до нашей Первомайскойулицы было не больше двадцати минут ходу, а вести разговоры дома мне нехотелось.

От Лисицына Татьяна узнала, что после ночного убийства ОльгиДоренко Людмилу Довжук переселили в другой номер, который до того единоличнозанимала весьма капризная особа – генеральный директор кинообъединения «Веста»Алла Казальская. Алла занимала двухкомнатный «люкс», за который платили,разумеется, спонсоры кинофестиваля. Но именно это обстоятельство и позволилооргкомитету, не выходя за рамки количества забронированных для участниковфестиваля номеров, подселить к ней Люсю. Если бы Казальская сама оплачиваласвои хоромы, она погнала бы просителей поганой метлой. Но поскольку ни одногосвободного номера в гостинице больше не было, ее попытки покапризничать былипресечены на корню, и она, скрипнув зубами и злобно скривив губы, стала убиратьс дивана сваленные кучей дорогие тряпки, которые она навезла с собой внемыслимых количествах.

Переселение состоялось сегодня рано утром. Днем прошлиплановые просмотры, вечером должна была состояться очередная пресс-конференцияс творческими группами, чьи фильмы сегодня были представлены на суд жюри.Казальская неизменно приходила на все пресс-конференции, а вот Люсиногоприсутствия сегодня не требовалось, и она, сославшись на головную боль иусталость после страшной бессонной ночи, осталась в «люксе». Как всегда, в22.30 пресс-конференция закончилась, и Алла поднялась в номер переодеться передтем, как идти в ресторан. Картина, которую она застала, сильно напоминала ту,что предстала перед глазами бедной Люси менее суток назад. Люся лежала на полув луже крови с огнестрельной раной в области сердца. Отличие состояло лишь втом, что если в номере Доренко и Довжук порядок не был нарушен, то в «люксе»Казальской все было перевернуто вверх дном. По-видимому, убийца искал ценности,которых у Аллы всегда было в избытке как на шее и руках, так и в шкатулке.Украшения она меняла столь же старательно, как и платья.

Я много слышал об Алле Казальской, и дурного, и хорошего.Например, она была одним из самых щедрых благотворителей, регулярно жертвуяденьги на детские больницы. Она обладала бесспорным вкусом на кинопродукцию ичутьем на актерские таланты, и, если ей казалось, что из этого мальчика выйдетзвезда, она не жалела средств, чтобы сделать фильм, где он мог бы показать себяво всем блеске. Но с другой стороны, такое патронирование распространялосьтолько на молодых мужчин. Даже самая талантливая девушка-актриса не могла бырассчитывать на помощь и покровительство Казальской. Алла была нимфоманкой, приэтом мужчины старше тридцати лет ее не интересовали. Самой же ей было за сорок.

Ясно было одно: если убить хотели ее, то убийцу следовалоискать за пределами круга проживающих в гостинице участников фестиваля, ибо опереселении Люси в «люкс» знали абсолютно все, так же как о том, что Алла непропускала ни одной пресс-конференции. Более того, нашлись такие, которыеспециально поднялись на этаж, где жила Казальская, чтобы послушать, с какимскандалом будет проходить переезд. Об умении Казальской закатывать сцены ходилилегенды. Если же убить хотели именно Люсю Довжук, то убийца, скорее всего, жилв гостинице и знал, что она не пошла на пресс-конференцию и осталась в номере.

Еще Татьяна мне поведала, что, по словам Сергея, егоначальник, тот самый, с которым у меня почему-то не складывались отношения,строго предупредил его насчет «настырного москвича», то есть меня. Общий смыслего высказываний сводился к тому, что, дескать, московская киномафия устроила уних в городе свою разборку, а у «этого москвича» жена самым прямым образом вовсе это завязана, поэтому он будет стремиться навязать следствию свою версию, ини в коем случае нельзя ему (мне то есть) этого позволять и прислушиваться кего тенденциозным показаниям.

– Знаете, Владислав, этот Сережа мне кажется славныммальчиком. Он какой-то удивительно непохожий на сыщиков, которых я знала.

– Чем же?

– А у него гонора нет. Может, он просто молодой еще. Он ведьработает всего восемь месяцев, и за все это время у него не было ни одногосерьезного раскрытого преступления. Так, по мелочи, он, конечно, что-тораскрывает, но все, что было серьезного, у него «висит». Он ужасно переживаетиз-за этого. Зверское убийство двух проституток – не раскрыто. Взрыв в ночномресторане с казино – не раскрыт. А ему так хочется, чтобы у него хоть что-тополучилось.