– Господи, Таня, откуда вы все это знаете? – изумилсяя. – Вы же разговаривали минут десять от силы.

– Ну, это смотря как разговаривать, – усмехнуласьона. – Некоторым на сбор таких сведений и двух часов не хватит. Незабывайте, я же следователь, у меня все беседы по графику проходят. Одинчеловек вызван на десять часов, а следующий – на одиннадцать. И будь любезна,Татьяна Григорьевна, уложиться в отведенное время. Не сумела получить нужнуюинформацию – грош тебе цена. Человек, который тебя ждет в коридоре, понимает,что ты растяпа.

– Да бросьте, Танечка. Спокон веку считалось полезнымпомариновать допрашиваемого под дверью, чтобы страху понюхал. А если их всехвовремя принимать, то они, чего доброго, подумают, что у вас и забот-то другихнет, кроме как их ждать и с ними разговаривать.

– Не знаю, не знаю. – Она покачала головой. – Уменя другая позиция по этому вопросу.

– И какая же?

– Если человек умеет правильно распоряжаться временем, этоозначает, что он – четкий, строгий, обязательный, собранный, его ни заболтать,ни отвлечь, ни лапшу ему навешать невозможно. Я, во всяком случае, создала себеименно такую репутацию и очень ее берегу.

– И помогает в работе? – Я не сумел сдержать скепсис,прорвавшийся в интонации, и Татьяна поморщилась.

– Представьте себе. Я не имею права забывать о своейвнешности, поэтому, если я не буду создавать себе соответствующую репутацию,меня вообще всерьез воспринимать не будут. Вам, Владислав, повезло, вывысоченный и широкоплечий, а я толстая…

– Танечка, – укоризненно перебил я ее, хотя самому былоужасно неловко, как всегда бывает, когда другие не просто читают твои мысли, нои произносят их вслух.

– Что – Танечка? Вы же не станете утверждать, что я –миниатюрная и стройная. Во мне как минимум двадцать лишних килограммов веса. Таквот, если женщина с моей внешностью будет демонстрировать нечеткость инесобранность, иначе как глупой курицей ее не назовут. В моем случае обязываетне только положение.

Я, к своему ужасу, почувствовал, что у меня горят щеки, и срадостью подумал, что, слава богу, на улице совсем темно. Мы уже ушли отосвещенной центральной части и сейчас подходили к своей тихой Первомайскойулице, застроенной одно– и двухэтажными домиками в окружении пышных садов.Навстречу нам не попадалось ни одного человека, и не мудрено – первый час ночи.Только за спиной я слышал шаги запоздалых прохожих, двигавшихся в том женаправлении, что и мы.

Развивать тему о внешних данных моей спутницы мне нехотелось, поэтому я снова перевел разговор на убийства.

– Сергей не сказал, удалось ему выяснить что-нибудь о том,как Ольга провела вчерашний день? – спросил я.

– Очень немногое. Поговорить с Довжук он не успел: когда онпришел в гостиницу, пресс-конференция уже началась, и ему сказали, что Людмилаотдыхает и просила не беспокоить. Зато он нашел сотрудника оргкомитета, которыйждал опаздывавшую Ольгу в холле. Этот человек рассказал, что, когда к началупресс-конференции по «Армейской жене» Доренко не появилась, его послаливстречать ее. Ольга прибежала запыхавшаяся минут через пятнадцать после начала.«Ты с ума сошла! – заорал на нее оргкомитетчик. – Где тебя носит?!Давай быстро в зал». У Доренко в руках была пластиковая сумка, знаете, похабнаятакая, с фиолетовым рисунком и желтыми ручками, их в каждом магазине продаютдля продуктов. Она кинулась было в зал, потом глянула на этот шедевроформительства и побежала к лифту. «Куда!» – снова закричал оргкомитетчик. Онаему ответила, что сейчас быстренько отнесет пакет в номер и вернется. «Ну кудамне в таком костюме и с этой сумкой. Две минуты, Геночка!» В общем, она былаправа: одетая в элегантный дорогой костюм, она с этой сумкой выглядела бывызывающе нелепо. А назавтра в «Вестнике кинофестиваля» появилась бы фотографиякинозвезды Ольги Доренко, входящей в конференц-зал с этой чудовищной сумкой. Инадпись соответствующая, что-нибудь о том, что она явилась на ответственнуюпресс-конференцию прямо с рынка, с сумкой, набитой помидорами и зеленью.Представляете, какой удар по имиджу? Короче, она прыгнула в лифт идействительно очень быстро вернулась уже без сумки.

– А в сумке в самом деле были помидоры и зелень?

– Нет, там было что-то небольшое, вроде книги. Геночка,разумеется, в сумку не заглядывал, на глазок прикинул. Он помнит, что у Ольгичерез плечо висела крохотная дамская сумочка на ремешке-цепочке, в нее, кромекошелька и пудреницы, ничего больше не помещается, поэтому он и не удивился,что предметы чуть покрупнее она носит в пластиковой сумке.

– Очень странно. Куда же она ходила? Откуда принесла этукнигу? Да еще и опоздала, что на нее совсем не похоже.

– Может быть, она ходила на пляж, посидеть у моря, подышатьвоздухом, почитать. Книгу с собой брала, зачиталась, не заметила, как времяпробежало, – предположила Татьяна, но не очень уверенным тоном. Видно, ией такое объяснение показалось смешным.

– Танечка, вы перепутали Ольгу с моей дочерью, –засмеялся я.

Шаги за спиной послышались совсем близко, и я вдруг вспомнило том, что мы идем очень медленно. Но у нас на то были свои причины, а почемуже эти запоздалые прохожие нас не обгоняют? Заслушались нашим разговором,поняли, что мы обсуждаем сенсационные убийства? Этого еще не хватало!

Я крепче сжал локоть Татьяны и увлек ее к забору, надкоторым возвышались густые ветки какого-то плодового дерева, свешиваясь прямона улицу.

– Обнимите меня, – прошептал я ей на ухо. –Давайте сделаем вид, что мы целуемся. Пусть они пройдут мимо.

Она послушно встала рядом и закинула свои полные руки мне нашею. Шаги затихли метрах в трех от нас, я различил в темноте три фигуры,кажется, это были подростки или очень невысокие молодые мужчины. Судя по всему,они и не собирались проходить мимо. Мне стало не по себе.

Я обнял Таню и стал осторожно ее целовать, с удивлениемотмечая, что это оказалось очень приятным делом. Кожа у нее была бархатистой, агубы – сладкими, словно она только что съела конфету. Темные фигуры стоялинеподвижно. Черт возьми, чего они тут дожидаются? Послушали умные разговоры, атеперь надеются, что мы им покажем половой акт в натуре?

– Мужики, проходите мимо, не смущайте даму, – сказал я,отрываясь от упругих Таниных губ.

В ответ раздалось фырканье, потом парни заржали идемонстративно медленно удалились. Мы постояли обнявшись еще некоторое время,пока их шаги не стихли в конце улицы.

– Вы не сердитесь? – спросил я, снова беря Татьяну подруку и ведя ее к дому номер восемь.

– Это было приятно, – откликнулась она. В темноте я невидел выражения ее лица, но по голосу мне показалось, что она улыбается.

Войдя во двор, я сразу посмотрел на окна второго этажа. Таки есть, Лиля еще не спит, воспользовавшись моим опрометчивым разрешениемчитать, пока я не вернусь. Но я же не рассчитывал, что буду отсутствовать такдолго.