– Я вам сорвал сегодня творческий процесс, – сказал явиноватым шепотом: мы стояли прямо под окнами хозяйской спальни.

– Ничего, зато было много впечатлений, я их использую.Спокойной ночи, Владислав.

– Таня, вы сломаете язык, каждый раз произнося мое имяполностью. Будьте проще.

– А как вас обычно называют?

– Кто как. Владик, Стасик, Слава, даже иногда Дима.Выбирайте, что понравится.

– Тогда Дима. Спокойной ночи, Дима.

– До завтра.

Я поднялся по своей лестнице, а Татьяна стала обходить домкругом. На противоположной стороне находилась вторая точно такая же лестница,ведущая в комнату девушек.

Конечно, Лиля лежала в постели на животе и читала«Украденные сны».

– У тебя совесть есть? – строго спросил я, отнимая унее книжку. – Ты знаешь, который час?

– Ты мне разрешил сам… Ой, пап, у тебя все лицо в губнойпомаде. Ты что, с тетей Таней целовался?

Вот черт! То-то я удивлялся, что ее губы имеют вкус сладкойконфеты. Оказывается, это была помада. Какой-то новый сорт, такую мнесцеловывать еще не приходилось. Я молча подошел к висевшему на стене маленькомузеркальцу. Да, видок тот еще. Не для детских глаз. По-видимому, мойангел-хранитель, доставая из своего стеклянного барабана бумажку длясегодняшнего дня, вытащил ту, на которой было написано «дурацкое положение».Такие билетики тоже были, их было мало, но выпадали они, как обычно, в самыенеподходящие моменты.

* * *

Утром я встал пораньше, разбудил Лилю и потащил ее на пляж,даже не покормив завтраком.

– Пойдем есть горячие чебуреки, – пообещал я, быстроснимая с бельевой веревки ее купальник, свои плавки и большое пляжноеполотенце.

Лиля молча смотрела на мои поспешные сборы и не задала ниодного вопроса. От этого мне стало неловко. Лучше бы она спросила, в чем дело,я бы ей сплел какую-нибудь легенду. А так она следила за мной своимитемно-серыми глазищами, и мне казалось, что она все понимает. Да, я боялся встретитьсяс Татьяной. То, что вчера вечером, на темной тихой улице казалось совершенноестественным, сегодня, при солнечном свете, представало совсем по-другому. Я неочень хорошо представлял себе, как должен после вчерашнего разговаривать сТаней. Делать вид, что ничего не было? Или, наоборот, незаметными улыбками иполунамеками давать ей понять, что между нами теперь есть маленькая, пустьсмешная, но тайна?

И еще одно не давало мне покоя. Вчера я, чтобы спастирепутацию Гарика Литвака, сунулся в местную «управу», а в результате оказался вроли лица, оказывающего помощь в раскрытии убийства. Более того, своимпоявлением возле гостиницы сразу после второго убийства я вольно или невольнозаставил Сергей Лисицына думать, что всерьез включаюсь в работу. Сегодня утромя уже не смог бы членораздельно объяснить, чего меня понесло к гостинице, даеще вместе с Татьяной. Это был порыв, необдуманный и глупый, грозящий испортитьмне первый за многие годы свободный от служебных забот отпуск. Разве имею яправо втягиваться в какое бы то ни было расследование, когда у меня на рукахвосьмилетний ребенок? Конечно, я не самый лучший отец, но не до такой жестепени! Никак я не мог решить, что же мне делать, ввязываться в игру или нет.В то же время я прекрасно отдавал себе отчет в том, что если я решаю активнопомогать Сереже Лисицыну, то без Татьяны мне не обойтись, потому что я глупо ибездарно «засветился» перед местным замом по розыску, который быстренькоперекроет мне кислород, ежели что не так выйдет. Но в этом случае я долженвести себя с Таней соответствующим образом и уж ни в коем случае не делать вид,что вчерашнего дня вообще не было.

Короче говоря, в голове моей была полнейшая сумятица,поэтому я и решил смыться из дома до того, как девушки встанут. К вечеру ядолжен принять какое-то решение, но до вечера еще есть время, а сейчас я был крешению не готов.

Когда мы с Лилей подошли к тому заведению, где кормилигорячими чебуреками, дверь, к моему изумлению, оказалась запертой. С досаднымопозданием я сообразил, что проходил здесь каждое утро около десяти часов, асейчас только четверть восьмого. Так и есть, табличка на двери гласила, чточебуречная работает с 9.00 до 22.00.

– Чебуреки отменяются, – сказал я преувеличенно бодрымтоном, сгорая от стыда перед разбуженным ни свет ни заря голодным чадом. –Какие есть предложения? Мороженое? Или хочешь, дойдем до базара и купимперсиков?

– Папа, еще рано, мороженое не продают, – сказала мояумная дочь, глядя на меня с жалостью, как на инвалида умственного труда. –И магазины все закрыты. Пойдем лучше в парк, посидим на лавочке до восьмичасов, а потом магазины откроются, и мы купим хлеба и чего-нибудь длябутерброда. И бутылку воды.

Это показалось мне разумным. Конечно, Лиля преследовала своицели: «посидеть на лавочке» означало «почитать книжку», а под «чем-нибудь длябутерброда» подразумевалась, несомненно, очередная порция сырокопченойколбаски. Но в любом случае в такую рань ничего лучшего в плане завтрака мы быне придумали.

Мы доплелись до парка и уселись на зеленой тенистой аллее.Лиля тут же уткнулась в толстую голубую книгу, а я занялся своимиэгоистическими расчетами, не спеша покуривая и разглядывая какие-тоэкзотические цветочки на клумбах. За этим занятием нас и нашел невесть откудавзявшийся Сережа Лисицын.

– Доброе утро, Владислав Николаевич, – произнес он,усаживаясь рядом с нами на скамейку.

– Какими судьбами? – хмуро откликнулся я. Сегодняшнийдень мой ангел-хранитель бодро начал с двух несчастливых билетиков. Сначала мнене повезло с завтраком, теперь еще вот это…

– Искал и нашел.

Он обезоруживающе улыбнулся, но глаза у него были грустные иеще более щенячьи, чем вчера днем. Я подумал, что он не спал две ночи подряд,занимаясь убийствами в гостинице, и вдруг испытал острую жалость к этому совсеммолоденькому пареньку, которого бросили, как кутенка в воду, на такие сложныепреступления, дав ему в напарники двоих помощников, от которых толку как откозла молока. Как вчера сказала Таня? Он работает восемь месяцев, и за этовремя ни одного раскрытия, которым можно гордиться, все по мелочи. И учить егонекому, наставником назначили пьющего пенсионера, за показатели голову неснимают, теперь ведь, наоборот, модным стало кичиться количеством нераскрытыхтяжких преступлений. Дескать, посмотрите, в какой невыносимой оперативнойобстановке мы живем, каждый день по десять трупов и пять взрывов, людей нехватает, все толковые сыщики поувольнялись на гражданку и в коммерцию или вчастную охрану подались, раскрывать ничего не успеваем. И бьется бедный пареньСерега Лисыцын как рыба об лед, и ничего-то у него не получается, и поплакатьсяв жилетку некому, и помощи ждать неоткуда. И вдобавок начальник такойспецифический… А сыщицкая хватка у него, похоже, есть, если он нашел меня в этомпарке.

– Чем порадуешь? – спросил я, искоса поглядывая наЛилю. Она была целиком поглощена изучением Татьяниного творения, но яподозревал, что ушки у нее настроены на нашу волну. Сергей перехватил мойвзгляд и едва заметно кивнул.