Жанна! Мы уезжаем!

С этим воплем я ворвалась в беседку и потащила свою Жаннудомой, но этим лишь все усугубила.

Одно дело молодому человеку влюбиться в девицу, и совсемдругое дело, когда эту девицу у него отбирают. Тут уж любовь приобретаетвселенские размеры.

Михаил, почуяв сопротивление, тряхнул гривой, как молодойлев, и грозно спросил:

— В чем дело?

— Дело в том, что нам пора, — рявкнула я, уповая напокорность Жанны.

Моя крошка послушно поплелась за мной. Точнее будет сказать,не поплелась, а помчалась, потому что улепетывала я с весьма приличнойскоростью.

— Зря ты, Мама! — догнал меня отчаянный вопль Тамары. — Этодико и несовременно.

Домой мы приехали значительно раньше, чем намечалось.Евгений встретил нас легким недоумением.

— Так рано? Не понравилось?

— Понравилось, некоторым даже слишком, — бросила я и прямо вбальном наряде отправилась в ванную смывать с себя лицо. — — Чего это она такаясердитая? — поинтересовался он у Жанны.

Что было дальше, я видеть уже не могла, но, думаю, онапокраснела и потупилась, эта скромница. В наше время бедные девушки выпрыгиваютиз себя, стараются, не покладая ни рук ни ног, подцепить хоть мало-мальскиприличного жениха, а этой сразу бизнесмена подавай, семья которого дружна ссамим этим, черт его знает с кем.

Ох, как я зла, как я зла! Вот и делай после этого людямдоброй Когда я вышла из ванной, Жанны уже не было. Евгений отпустил ее домой,сославшись на то, что Санька спит, а другие дела подождут.

Мое розовое платье аккуратно висело на стуле. Мундштук исумочка лежали на столике.

— Какая муха тебя укусила? — спросил Евгений, протягивая мнезажженную сигарету.

— Тамара подложила нам свинью. Она нашла Жанне богатогожениха.

Евгений по достоинству оценил мое сообщение и приуныл, ноочень быстро оправился.

— Знаешь, — сказал он, — а я даже буду рад этому. До смертинадоело видеть, как в доме крутится чужая девчонка. Живешь, как на вокзале. Вконце концов, я буду тебе помогать. Вот, к примеру, сегодня я перемыл всюпосуду и постирал Санькины шорты. Пусть эта Жанна выходит замуж, и фиг с ней.

— Пусть выходит, — согласилась я. Ах, если бы это было так,но вышло гораздо хуже.

На следующее утро я проснулась от того, что Жанна(у нее былсвой ключ) включила кофемолку. Возможно, она всегда поступала так, чтобыпринести мне в постель свежесваренный кофе, но раньше я этого не замечала.

Или раньше меня это не раздражало. Видимо, у меня прорезалсядар предвидения и я уже начала чувствовать, сколько неприятностей мне предстоитпережить из-за этой Жанны. Услышав зудящий звук кофемолки, я взвилась, накинулахалат и понеслась на кухню, но, встретив приветливо-покорный взгляд прислуги,смягчилась.

— Я зашла в магазин и купила свежих сливок, — сказала она,после чего я уже не могла высказать своего раздражения и лишь хмыкнула.

— Эти сливки — чистое масло: я налью их вам в кофе, —продолжила Жанна, и уж тут-то я поняла, что все еще ее люблю.

— Сегодня я на два часа отлучусь: нужно забрать ваш костюмиз химчистки и сдать туда ковер. Уже договорилась с соседом, он бесплатноподбросит.

Я растаяла окончательно.

— Жанна, зачем самой тащить тяжелый ковер? Позвони — приедути заберут.

— И сдерут бешеные деньги. Нет уж, лучше отвезу сама, этонесложно.

«Ну что взбеленилась, глупая, — подумала я. — Моя Жанна —человек, а не полезное домашнее животное. Пусть поступает как ей лучше, я жебуду рада тому, что есть. В конце концов, она уже мне как дочь».

И жизнь наша потекла по-прежнему. Мы стали еще ближе и дажеперешли на «ты», как настоящие подруги. Вечерами, когда Евгений уходил надежурство, мы оставались одни. Жанна садилась в кресло и занималась мелкойпочинкой одежды Саньки: пришивала пуговицы, крючки и прочее. Я же устраиваласьрядом и с великой охотой отвечала на ее вопросы.

— Хочешь знать, что было дальше, милая? А ничего: я былаумна, поэтому он не мог время от времени называть меня глупышкой. Это сильномешало развитию чувств.

A Жанна мотала на ус.

— И вы расстались?

— О да, но я недолго грустила. Гораздо раньше в моей жизнипоявился безумно красивый нахал. Его комплименты отличались удивительнойпошлостью и безнравственностью, в силу чего могли способствовать лишьвозбуждению моего полового инстинкта, с которым я и без того не знала, чтоделать. В том возрасте, естественно. В общем, мы прожили целую жизнь, невставая с кровати.

— Не вставая с кровати? Сколько же длилась эта жизнь? —изумилась Жанна.

— Уж не помню: то ли месяц, то ли три. Потом я поняла, чтоэто исключительно благодаря тому, что мы не вставали, в противном случае я непродержалась бы и недели.

— И вы расстались?

— Естественно. К тому же выяснилось, что он решительно неготов меня содержать, поскольку по статье вылетел с работы. Была в те временатакая кара.

— И ты осталась одна? — трепещущим голосом спросила крошка.

— Я?! Никогда! Мне ли заниматься такими глупостями? К томувремени новый роман уже громко стучал в мою дверь. Мой новый Ромео, конечно,был значительно старше меня, но зато с моим содержанием не возникало никакихпроблем. Я, что называется, как сыр в масле каталась.

— Но что же случилось? Он умер?

— Умер? Боже меня упаси. Только трупов мне не хватало. Онвышел у меня из моды. Я смотрела, как поспешно волосы покидают его глупуюголову, и соображала, через сколько лет его лысина положит конец нашим отношениям.Живот и лысина — это то, что я не переношу в мужчинах.

— А нельзя ему было заняться спортом и сделать операцию попересадке волос? Он же был богат.

— Нет, милочка, нельзя.

— Почему?

— Потому что к тому времени в моей жизни появился «Аквафреш»— тройная защита от всей семьи. За границей я познакомилась с женатымменеджером очень крупной косметической фирмы, с которым могла быть тольколюбовь. Он щедро осыпал меня ею, а заодно — тюбиками зубной пасты. Зубы моисверкали, как жемчуг… Но Жанна! Почему ты спрашиваешь меня только об этом?Почему тебя интересует только любовь?

Она вспыхнула и потупилась. Сердце мое заныло. Когда же днемпозже она сообщила, что ее завтрашний вечер занят, я все поняла.