— Нет, — решительно возразила Элли. — Я хочу, чтобы наш домбыл там, где мы впервые встретились. Ты так внезапно появился тогда из-заповорота, потом увидел меня и остановился, не сводя с меня глаз. Я этогоникогда не забуду.

— И я тоже, — пообещал я.

— Вот там пусть и будет наш дом. И твой друг Сэнтоникспостроит его.

— Если он еще жив, — почему-то встревожился я. — Он тяжкоболен.

— Он жив, — сказала Элли. — Я к нему ездила.

— Ты к нему ездила?

— Да. Когда была во Франции. Он был там в санатории.

— С каждой минутой, Элли, ты меня удивляешь все больше ибольше. Сколько же ты всего успела сделать!

— По-моему, он замечательный человек, — сказала Элли, — нострашноватый.

— Он тебя напугал?

— Да, не знаю почему, но мне было очень страшно.

— Ты рассказала ему про нас?

— Да. Я рассказала ему все, и про нас, и про Цыганскоеподворье, и про дом. Он ответил, что мы еще успеем воспользоваться егоуслугами. Он очень болен, но, по его словам, у него еще хватит сил поехатьпосмотреть участок, сделать разметку и сделать эскизный проект. Он сказал, чтоне беда, если даже он умрет до окончания строительства. Но тут я заявила, чтоон обязан жить и дальше, потому что мне хочется, чтобы он увидел, как мы тамустроимся.

— И что он на это сказал?

— Спросил, знаю ли я, что делаю, выходя за тебя замуж, и ясказала, что, конечно, знаю.

— А потом?

— А потом поинтересовался, знаешь ли ты, что делаешь.

— Я-то знаю, — не сомневался я.

— Он сказал: «Вы всегда будете знать, куда идете, миссГутман. — И добавил:

— Вы всегда будете идти туда, куда вам хочется, и поэтому несвернете с выбранного пути. А вот Майк, — продолжал он, — может забрестикуда-нибудь не туда. Он еще недостаточно взрослый, чтобы знать, куда оннаправляется». На что я ответила, что рядом со мной тебе ничего не грозит.

Она была крайне самоуверенным существом, моя Элли. Долженсказать, слова Сэнтоникса здорово меня разозлили. Он напомнил мне мою мать. Тавсегда считала, что знает обо мне больше, чем я сам.

— Я знаю, куда иду, — сказал я. — Я иду туда, куда хочу, имы идем туда вместе.

— Развалины старого дома уже убирают, — сообщила Элли,переходя к насущным нашим делам, — Как только эскизный проект будет готов, работапойдет быстро. Нам нужно спешить. Так сказал Сэнтоникс. Хочешь, мызарегистрируем наш брак в следующий вторник? — спросила Элли. — Вторник —хороший день.

— Только без всяких свидетелей, — поставил условие я.

— За исключением Греты, — сказала Элли.

— К черту Грету, — рассердился я. — Ее на нашембракосочетании не будет. Только мы с тобой, и все. А свидетелей можем взятьпрямо с улицы.

Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что это был самыйсчастливый день в моей жизни…

Вот так мы с Элли стали мужем и женой. Произошло этонесколько внезапно, но в общем-то именно так и бывает в жизни. Мы решилипожениться — и мы поженились.

Но это только начало моей истории, а не конец любовного романаили сказки. «И стали они жить-поживать да добра наживать». После таких слов ирассказывать-то больше не о чем. Да, мы поженились, мы были счастливы, и прошлонемало времени, прежде чем нас разыскали. Вот тогда и начались совсем уже несказочные трудности и заботы.

Скрыть нашу женитьбу оказалось на удивление просто.Вдохновленная желанием обрести свободу, Элли очень ловко заметала следы. ВернаяГрета делала все необходимое и стояла на страже, охраняя интересы Элли. А ядовольно быстро понял, что, собственно говоря, Элли и ее дела никого особенноне волновали. Ее мачеха была целиком занята светской жизнью и романами. ЕслиЭлли отказывалась сопровождать ее в какой-нибудь очередной вояж, она никогда ненастаивала. К услугам Элли были многочисленные гувернантки, горничные иучителя, и, если ей хотелось поехать в Европу, никто не возражал. Когда онавыразила желание отметить свое совершеннолетие в Лондоне, ей снова пошлинавстречу. Теперь же, когда она получила право распоряжаться своим огромнымсостоянием, семейные назидания вообще не принимались в расчет. Пожелай онакупить виллу на Ривьере, замок на Коста-Брава, яхту или еще что-нибудь, тостоило лишь упомянуть об этом, как кто-то из свиты, постоянно окружающеймиллионеров, тотчас приступил бы к делу.

На Грету семейство Элли смотрело как на незаменимуюпомощницу. Сообразительная, деловая, надежная, способная справиться спредельной расторопностью с любой задачей, она пускала в ход все свои чары,стараясь угодить мачехе, дяде и многочисленным родственникам, которые вечнотерлись у них в доме. В распоряжении Элли было не меньше трех адвокатов,которым она время от времени отдавала указания. Она была окружена целой ратьюбанкиров, адвокатов и финансистов — того требовали унаследованные ею капиталы.Это был мир, о котором я имел весьма смутное представление и если что-тоузнавал, то исключительно из замечаний, которые Элли небрежно роняла в ходенаших разговоров. Ей, естественно, и в голову не приходило, что я ничего несмыслю в подобных вещах. Она же выросла в этом мире и, естественно, несомневалась, что любой взрослый человек должен в них разбираться.

По правде говоря, на ранней стадии нашего брака нам большевсего нравилось выявлять то непривычное, что было в образе жизни каждого изнас. Или, грубо говоря — а я вообще-то сам с собой был предельно прям иоткровенен, ибо иначе было невозможно приспособиться к новым обстоятельствам, —бедняк и понятия не имеет, как живет богач, а богач не знает, как живет бедняк,и знакомство с неведомым нас обоих завораживало.

— Послушай, Элли, — однажды с тревогой спросил я, — какпо-твоему, большой будет скандал по поводу нашей женитьбы?

Элли ответила не сразу, причем довольно равнодушно:

— О да. Они, наверно, страшно рассердятся. — И добавила:

— Надеюсь, ты не очень будешь этим огорчен.

— Я-то нет. Мне что… А тебе-то здорово достанется?

— Вполне возможно, — отозвалась Элли, — но слушать их необязательно. Ведь сделать-то они ничего не смогут.

— Но попробуют?

— О да, — воскликнула Элли. — Непременно! — И задумчиводобавила: