– Мама умерла, – ответила девочка.

– Как? – изумилась я.

Она пожала плечами.

– А как умирают – просто. Легла в больницу, щитовидка у нееболела, а назад не вышла.

Я стояла в полной растерянности. Девушка спокойно захлопнуладверь. Из квартиры донеслись взрывы веселого смеха. Однако дочь не слишкомгорюет по умершей не так давно матери.

Спустившись вниз, я пошла к двери.

– Женщина, – окликнула меня консьержка, – платочек потеряли!

Я обернулась и увидела на полу у лифта платок из голубогобатиста.

– Это не мой.

– Значит, Глаголева из 64-й обронила, – вздохнула лифтерша,– она только что ушла.

Я нагнулась.

– Не трогайте, – испугалась тетка.

– Он мне не нужен, просто я хотела его вам на стол положить,передадите той, которая выронила.

– Ни боже мой, – замахала руками женщина, – никогда неприкасайтесь к чужим носовым платкам! Даже у родных не берите.

Я улыбнулась.

– Как же стирать?

– Пусть сами в машину засовывают. Я своим сразу заявила: несмейте платки в общий бачок класть. Испачкали, быстренько сполоснули и сушитьповесили.

В подъезд вошла худенькая черноволосая девушка.

– Здравствуйте, Марья Сергеевна, – улыбнулась она.

– Добрый день, Анечка, – отозвалась лифтерша, – что же ты уОлеси не гуляешь? Там давно пляшут.

– Некогда мне, – вздохнула Аня, – работы много.

Она вошла в лифт, двери со скрипом закрылись, платочекпродолжал сиротливо лежать на кафельной плитке.

– Отчего же вы шарахаетесь от носовых платков, – улыбнуласья, – боитесь инфекцию подхватить?

– Если берешь в руки не свой платок, – на полном серьезезаявила Марья Сергеевна, – то вместе со слезами получаешь и чужие беды, ну изаражаешься ими.

Я не выдержала и рассмеялась:

– Жуткая чушь!

– Вот и нет, – обиделась Марья Сергеевна. – Мне ЛарисаГригорьевна объяснила. Она знаете кто была?

– Кто?

– Лучшая гадалка в России, жаль, умерла, но смерть своюпредчувствовала, шла в больницу и сказала: «Эх, Маша, прощай, не увидимся болеена этом свете».

– Вы говорите про Левитину из 46-й квартиры?

– Именно. Грустная такая из дома уходила. Я ей вслед кричу:«Лариса Григорьевна, не волнуйтесь, все люди, если в больницу собрались, осмерти думают». А она повернулась и тихо ответила: «Я, Машенька, смерти небоюсь, потому как знаю, что ждет за чертой. Мне жутко делается, когдавспоминаю, кто меня на тот свет отправит».

– Ее убили?

– Господи, отчего такой ужас вам в голову пришел? –всплеснула руками Марья Сергеевна. – У нее болезнь имелась, вот названиезабыла, слишком хитрое. Лариса Григорьевна очень прозорливая была. Ее в нашемдоме побаивались слегка, но бегали, если хотели что узнать. Никому неотказывала, а денег не брала.

– Да ну? Сейчас все гадалки дорого запрашивают.

– Лариса Григорьевна не из таких была, она от платыотказывалась. Говорила, что господь дар бесплатно дал, значит, и зарабатыватьим нельзя. Очень совестливая женщина, не то что Олеся.

– Это кто?

– Дочь ее, – поморщилась Марья Сергеевна. – И еще говорят,будто яблоко от яблони недалеко падает! Леся полная противоположность матери,совсем бесстыжая выросла. А уж как ее Лариса Григорьевна любила! После смертимужа прямо в зубах носила, ни в чем капризнице не отказывала. Ну и выросла ещета штучка! Мимо пройдет, никогда не поздоровается, а ведь я в этом доме всюжизнь работаю, совсем маленькой ее помню. И что бы вы думали, стоило материумереть, как эта девчонка созвала вечеринку! Сорока дней не прошло, душа ещетут мается, а Олеся гулянку устроила с музыкой и танцами. Я не утерпела исказала ей: «Знаешь, детка, положено траур держать, понятное дело, что год,наверное, много, но хоть месяц бы потерпела. Еще земля на могиле не осела, а тыкозой скачешь!»

А она нахмурила лобик и процедила сквозь зубы: «Не твоедело, старая идиотка, лучше пол в лифте мой как следует, а то развела грязь».

Марья Сергеевна помолчала, а затем возмущенно добавила:

– Всех подруг своих растеряла, потому что грубая очень и жадная.Вон Анечка сейчас прошла, хорошая такая девочка, на врача выучилась, диплом впрошлом году получила. Они с Олесей еще школьницами вместе ходили, за однойпартой сидели. Как Лариса Григорьевна умерла, Анечка и раздружилась с еедочерью, черная кошка между ними пробежала. У Олеси теперь иные подруги, на«Мерседесах» ездят, Анечка же на троллейбусе в свою больницу добирается. Аносовые платки чужие никогда не трогайте, Лариса Григорьевна зря ничего несоветовала.

Я поехала домой, безостановочно зевая. День выдалсясуматошным и нервным, хотелось отдохнуть, почитать газету, съесть шоколадку…Уже возле квартиры я разозлилась на саму себя. Совсем ума лишилась! Подумала,что дискета нужна женщине, которая ложится в больницу, и успокоилась. Ателефонный звонок? Кто пугал Жору, а?

Пол в холле был завален пакетами и свертками. Я открыла одинмешочек и увидела ярко-голубой спортивный костюм, в другом оказались роликовыеконьки, шлем и наколенники. Очевидно, Семен от радости совсем тронулся умом иначал скупать все вещи, предназначенные для подрастающего поколения.

Из кухни донесся приглушенный смех, я заглянула туда. Убольшого стола уютно устроились Семен, Ленинид и Юра. Перед каждым из мужиковстояло несколько бутылок пива, в центре, на большой тарелке, высилась горакреветок.

– О, доча, – испуганно воскликнул папенька, – глянь, какуюштуку я Никитке купил!

– Кому? – не поняла я, разглядывая устрашающе огромнуюпожарную машину.

– Решили мальчика назвать Никиткой, – осоловело икнул Семени потянулся к бутылке.

Я схватила приятеля за руку.

– С тебя хватит, – потом обвела взглядом кухню, заметила вуглу, возле холодильника, целую шеренгу пустых емкостей из-под «Клинского» идобавила: – Впрочем, и остальным тоже пора остановиться, завтра на работу!