Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внутри у меня всё напрягается от этой мысли.
Перед тем как покинуть комнату, я решаю снять трусики.
Неизвестно, что будет чувствовать Вейн, когда мы покинем дом моего брата. Если Крюк остался таким же, как раньше, он разозлит Вейна, и тому нужно будет потратить часть энергии.
И я буду только рада ему помочь.
* * *
Когда мы выходим из дома, Вейн молчит. Мы пешком идём по дороге к городу и огибаем Дарлингтон по периметру, избегая оживлённого центра. Все, кто увидит Вейна, будут лебезить перед ним. Он разумно выбирает менее проторённые дороги.
– Зачем мы идём к моему брату? – наконец решаюсь спросить я.
У меня ноги гораздо короче, чем у Вейна, он идёт быстрее, и мне приходится семенить рядом с ними.
– Пэну нужно разрешение, чтобы войти на его территорию.
– Для чего?
– Почему ты задаёшь так много вопросов?
– Только два.
– На два больше, чем нужно.
Мы продолжаем идти. В болоте слева от дороги квакают лягушки, и лунный свет блестит на плотной солоноватой воде. В этой части Неверленда всё время воняет. Чем-то вроде горелых спичек и прелых цветов.
Вейн закуривает, и запах горящего табака отчасти заглушает окружающее зловоние.
– Я так поняла… Уинни останется на острове на какое-то время? – спрашиваю я.
Вейн выдыхает дым.
– Если б я знал, чёрт побери.
– А ты этого хочешь?
Он внезапно останавливается, и я поскальзываюсь на гравии, когда слишком резко разворачиваюсь обратно, чтобы вернуться к нему.
– Черри, слушай меня очень внимательно.
Я киваю, пытаясь сосредоточиться, но на него так приятно смотреть, что трудно думать о чём-то другом, кроме того, как он мог бы коснуться меня губами.
– Черри! – Он щёлкает пальцами.
– Я слушаю.
– Я не хочу говорить во время нашего путешествия. Никаких разговоров. Ни единого грёбаного слова. Ты сможешь это выполнить?
– Ммм… – Звучит не очень-то весело. – Даже не…
– Ни. Единого. Слова.
– Но…
– Ради всего, сука, святого, – бормочет он себе под нос и снова бросается вперёд.
Я гонюсь за ним.
– Вейн! – Он не отвечает. – Вейн? – повторяю я.
– Что? – рявкает он.
– Она тебе нравится?
«Пожалуйста, скажи нет. Пожалуйста, скажи нет».
Он сердито смотрит на меня, и я вздрагиваю под тяжёлым взглядом его мерцающего чёрного глаза.
– Черри.
– Да?
– Просто заткнись.
Глава 11
Капитан Джеймс Крюк
У королевы фейри элегантный почерк: изящные наклонные буквы на мятом листе пергамента.
От написанных ею слов остаётся непонятный привкус во рту – не могу определить, горький или приятный.
«Давайте объединимся против Питера Пэна, – пишет королева. – Как нам и было суждено».
От этого простого предложения у меня закипает кровь. Что же, рано или поздно мы должны были вступить в союз. Равно как и избавиться от Питера Пэна.
Вызывая в памяти образ Короля Неверленда, я ощущаю боль в оставшихся конечностях.
Всякий раз, когда я думаю о нём, меня трясёт от ярости.
Чтобы отвлечься, я возвращаюсь к письму и потираю толстую бумагу между большим и указательным пальцами. Это хорошая бумага, плотная и бархатистая. Бумага может многое сказать о человеке. Как и почерк. Одежда. Осанка. Дикция. Я полагаю, любая черта может быть крайне показательной. Так же считает и королева фейри.
Она заканчивает письмо словами: «А я могу помочь вам защититься от Крокодила, если он вернётся на остров».
Если Питера Пэна я ненавижу, мои чувства к Крокодилу в десять раз хуже. Я даже не уверен, что в словаре существует слово, которое описывало бы то, что я чувствую к Крокодилу.
Иногда, лёжа в постели, перед мысленным взором я вижу его.
Жёсткие контуры его тела. Острые зубы.
В комнате становится холодно, и я не уверен, причиной тому океанский бриз или меня бросает в дрожь от ярости.
Снова сложив письмо, я аккуратно кладу его рядом с пером и подхожу к окну посмотреть на бухту, где на ночь пришвартован мой корабль. Лунный свет, падая на его мачты, заставляет их светиться на фоне сумеречного неба.
Корабль и то, как он содержится, говорят о владельце больше, чем бумага, а «Весёлый Роджер» свидетельствует о том, что я человек, заслуживающий уважения. Даже на острове, полном магии и двуличных ублюдков.
Даже…
Где-то за пределами своего кабинета я слышу тиканье часов.
Просто позор, как от этого прихватывает сердце и сжимается желудок.
Позор, что при звуке тикающих часов мысленно мне представляется чудовище – и то, как его язык жадно лакает мою кровь.
Я выхожу из комнаты и отправляюсь коридором в общую гостиную. Моя команда пьёт и шумно веселится. Мы не были в море несколько месяцев, и это постепенно сказывается. Они превращаются в буйную грязную пьянь. Матросы играют в покер, фишки разбросаны по липкому столу.
Тиканье у меня в голове звучит так громко, что, клянусь, я слышу его отзвук в собственных костях.
Между кучами ставок на зелёном сукне я замечаю карманные часы и направляюсь к ним.
Несколько человек замечают это и замолкают, тиканье становится громче, и от этого у меня дёргается глаз и начинает болеть рука.
Нет, не рука.
Крюк.
Игроки у стола смотрят на меня, моргая.
– Драсте, капитан, – начинает мужчина слева от меня. – Вы хотели присоединиться к игре? Мы могли бы…
Я широко размахиваюсь и бью крюком по часам. От силы удара стекло разлетается на осколки, и циферблат крошится.
Крюк пробил столешницу насквозь, и лишь за несколько рывков мне удаётся высвободить его.
Часы остаются нанизанными на изгиб крюка.
Я обвожу взглядом сидящих вокруг стола.
– Дурные манеры. Дурные манеры!
– Простите, капитан. Мы не…
– Я сказал, никаких часов. Ни наручных, ни карманных – никаких. Вы, тупицы, понимаете, что значит никаких? Ноль. Ноль, чёрт вас побери!
Я наклоняюсь, приближаю лицо вплотную к одному из них, и тот отшатывается. От него воняет дешёвым элем и выдохшимся табаком. У него не хватает нескольких зубов, и вид зияющих дыр во рту вызывает у меня желание впечатать в стол эту уродливую рожу.
Неужели эти люди вообще не умеют содержать себя в порядке?
– В следующий раз, – предупреждаю я, поднимая крюк с разбитыми часами, – это будет твоё грёбаное глазное яблоко. Это понятно?
– Да, капитан. Извините, капитан.
– Джез, – Сми кладёт мне руку на плечо. – Нам надо поговорить.
Кровь бурлит, и я чувствую, как по лицу разливается жар. Может быть, я вырву ему глаз прямо