Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Господин Спикер, — продолжал выступающий, — я хотел бы указать господину премьер-министру, что он живет в мире грез, если думает, что может дурачить британскую публику…
— Возражаю! — воскликнул Спикер Карпентер со своего тронного сиденья. — Прошу почтенного джентльмена перефразировать вопрос.
— Благодарю вас, господин Спикер, — депутат от Гленротса отвесил поклон и продолжил так же невозмутимо: — я всего лишь хотел спросить, намерен ли премьер-министр лишить нацию возможности оплакивать трагическую смерть своего государя в манере, подобающей давним и славным традициям монархии, представителем которой был Эдуард, или же достопочтенный джентльмен предпочтет вместо этого продвигать свою дешевую политическую точку зрения за счет британского народа?
Спикер не успел прервать выступающего, и палата словно взорвалась негодующими криками. Спикер Карпентер что-то кричал, но его никто не слышал. Диктор Би-би-си отметил, что, поскольку вопрос был признан непарламентским, премьер-министру не обязательно отвечать на него, он и не стал этого делать. Вместо этого прозвучал другой вопрос. Один из членов Парламента поинтересовался, что будет с Великой хартией вольностей II теперь, когда ее цель близка.
Этот вопрос, волновавший многие умы, снова заставил Палату примолкнуть. Премьер-министр Уоринг снова отправился к микрофону. Все ждали объяснений.
— Господин Спикер, — уверенно начал он, — правительство в течение нескольких последних лет стремилось привести один из самых древних и почитаемых институтов нашей страны в соответствие с реалиями современного демократического национального государства. Вторая Великая хартия вольностей, как ее назвали, — лишь один из инструментов, использовавшихся для этой цели. Очевидно, что добровольное отречение от престола, которого добилось наше правительство...
Поднялся вихрь. Люди кричали, свистели, размахивали текстами приказов и деклараций, шипели и плевались. Спикер напрасно призывал собравшихся к порядку. Наконец он возопил: «Господин Премьер-министр!»
— Добровольное отречение, достигнутое правительством, — повторил Уоринг, — в сочетании с прискорбным обстоятельством смерти короля Эдуарда, каким бы трагическим не было оно само по себе, реально положило конец тому, что можно было бы мягко назвать «досадным и беспокойным правлением». Одно это оправдывает стремление правительства к ликвидации самого института монархии.
Зал опять взорвался криками, но премьер-министр хладнокровно потянулся за своим стаканом воды и подождал, пока Спикер наведет порядок.
— Господин Спикер, — продолжал Уоринг, — я не собираюсь извиняться за политику, которую последовательно проводит наше правительство, направленную на систематическое сокращение привилегий богатых и праздных за счет бедных и трудолюбивых. Я не собираюсь извиняться за то, что мы сняли с общественного кошелька бремя весьма дорогостоящей монархии, а также за то, что мы призываем вернуть земли и имущество в общественное пользование, а особенно за то, что мы вернули сокровища короны на благо народу всей страны. Кроме того, я хотел бы напомнить палате, что эти инициативы получили широкую поддержку в стране и межпартийную поддержку в этой Палате! — Он вызывающе посмотрел через стол на скамьи оппозиции. — Уверен, что Палата согласится со мной в том, что мы, конечно, можем оплакивать уход из жизни не только человека но и древнего учреждения, но фактические выгоды, вытекающие из политики передачи королевских функций, проводимой правительством, неисчислимы и не должны приноситься в жертву сентиментальности.
Это заявление вызвало новый всплеск насмешек и освистывания. Спикер с трудом водворил порядок.
— Если мне будет позволено закончить, господин Спикер, — продолжил премьер-министр, явно не смущенный протестом, — я хочу сказать, что в отсутствие претендентов на трон и в свете достигнутых безоговорочных успехов, правительство считает, что работа Специального комитета по передаче королевских полномочий вступает в завершающую фазу. Поэтому, пользуясь предоставленной возможностью, я подтверждаю наше намерение придерживаться графика, ратифицированного несколько месяцев назад в этом самом зале, в отношении голосования на референдуме по окончательному Акту о роспуске монархии. — Премьер-министр Уоринг сделал паузу и оторвался от бумажки, по которой читал до этого. — Подчеркивая, господа, это очень важный момент. В свете недавних событий правительство намерено провести публичный референдум 15 февраля, как было объявлено ранее, тем самым закрепив волю нации в отношении этого своевременного вопроса.
С этими словами он отступил назад и под одобрительное ворчание своих сторонников и членов партии занял место на передней скамье, снисходительно поглядывая на членов оппозиции, сидящих напротив. Спикер Карпентер призвал палату ко вниманию и перешел к другим делам, после чего премьер-министр и большинство представителей прессы покинули зал.
Новости из Палаты общин закончилось, но выпуск продолжился; пошли репортажи в прямом эфире с Мадейры, а также от экспертов, собравшихся в студии Би-би-си, чтобы обсудить последствия речи премьер-министра и погадать на кофейной гуще политической удачи. Джеймс обнаружил, что перестал следить за происходящим на экране, а через несколько минут вернулась Кэролайн, принеся извинения за кухонные проблемы.
— Я пропустила что-то важное?
— Трудно сказать, — ответил Джеймс. — У них «встал вопрос о государственных похоронах…»
— О! Отлично! — Кэролайн даже в ладоши хлопнула. — Обнадеживает. Отличная работа!
Озадаченный подобным высказыванием, Джеймс заметил:
— Не уверен, что вопрос решен. Уоринг, казалось, сомневался.
— А, неважно! — отмахнулась Кэролайн. — Главное, клин вбили, и острым концом. Верно, Калум?
— Ну да, довольно острым, — ошеломленно глядя на хозяйку, ответил Кэл.
Леди Роутс выключила телевизор и повернулась к гостям.
— Итак, ужин подан.
Она провела Джеймса и Кэла через двери из красного дерева, через большой зал в столовую с массивной хрустальной люстрой и позолоченным зеркалом от пола до потолка, занимающим большую часть стены. Кэл тихонько присвистнул, заглянув в элегантный буфет, уставленный серебряными супницами и блюдами; очень дорогой, хотя и слегка потертый персидский ковер на паркетном полу; и обеденный стол из легенд, который вполне мог бы служить мостом через Темзу. Дюжина одинаковых стульев окружала стол, другие выстроились вдоль стены.
— Вот и пришли, — сказала Кэролайн. — Я сервирую обед на этом конце. Надеюсь, вам не будет казаться, что вы обедаете в авиационном ангаре.
— Ни в коем случае, — заверил ее Джеймс. — Но здесь только два места. Вы разве не составите нам компанию?
— Я уже раньше перекусила. А вы садитесь. У меня еще тут кое-какие хлопоты. Вот разве что к десерту составлю вам компанию, если будете очень настаивать.
— Обязательно будем, — решительно заявил Кэл, отодвигая стул.
— Я надеялась, что вы меня пригласите, — кивнула она. — Приятного аппетита! — С этими словами хозяйка исчезла за дверью, скрытой буфетом.