Жора уныло согласился, на том и распрощались. В метро Валятихонько спросил:

– А почему ты ему не сказала, что Лена умерла, и проНикандрова тоже?

– А ты видел, как он коньяк пил?

– Видел, ну и что, расстроен человек просто, еще бы, такоеувидеть в собственной квартире!

– Да нет, Валя, по-моему, он пить стал не в меру, а с пьющимчеловеком нельзя откровенничать, он по пьяному делу все растрезвонить может. Нуладно, Валя, я сейчас домой тороплюсь, завтра поговорим с утра. Ох, не нравитсямне все это!

– Завтра люди кругом будут, давай сейчас пешком пройдемся ипоговорим.

– Да ну тебя, Валька, моя с трудом налаженная семейная жизньиз-за этого уже по всем швам трещит.

– Ну беги тогда, Сан Санычу привет передай.

– Еще чего!

Надежда бежала от метро до дому, ругая себя последнимисловами. Ну зачем ей сдался этот Жорка, зачем позволила Вале уговорить ее,пошла бы, как все семейные женщины, домой, приготовила ужин. Да пропади оно всепропадом, все эти убийства, тем более что ничего не ясно, может, действительновсе это совпадения. Муж ее ждет, волнуется, ужинать без нее ни за что нестанет.

Она поднялась в квартиру, но на торопливый звонок ей никтоне открыл. Отперев дверь своими ключами, она обнаружила одинокого кота,сидящего в полной темноте. Он посмотрел на нее печально, говоря взглядом: «Язнаю, что я в этом доме всем мешаю. Не беспокойтесь, вам не долго осталось менятерпеть, еще немного времени, и я умру от голода».

Надежда включила свет во всей квартире, положила Бейсикудвойную порцию «Вискаса», отварила картошки, хотя есть ей после Жориныхрассказов совершенно не хотелось. Время шло, муж не приходил, Надежда успелауже переодеться, смыть косметику – словом, обрести совершенно домашний вид, идаже напилась чаю, когда раздался робкий звонок. Муж стоял на пороге, виноватоулыбаясь.

– Что случилось, Саша?

– Ничего не случилось, просто у нас у одной сотрудницы деньрождения был, мы после работы задержались как-то неожиданно.

– Ну, знаешь, – завопила Надежда в праведномнегодовании, – я же все-таки волнуюсь, неужели позвонить нельзя было?

– Да понимаешь... Я хотел, а потом как-то все закрутилось...

Надежда надулась и замолчала.

– Ну, Надя, извини, случайно все получилось.

– Сотрудница молодая или старая? – сварливо спросилаНадежда.

– Молодая, то есть не очень, то есть очень даже не молодая.

– Так я тебе и поверила!

Он подошел, просительно заглянул в глаза:

– Надя, давай мириться, а? Прости меня!

– Ну что, Бейсик, простим уж его, ладно?

Бейсик согласился простить.

Наутро опять Надежда пришла на работу пораньше, и опять Валясидел в полном одиночестве.

– Вот, теперь к восьми на работу прихожу, начальствообязало, чтобы самому в щитовую ходить. Раньше Полякова после Никандроваприходила, а теперь наотрез отказалась: боится. Ну скажи, Надя, что ты обо всемэтом думаешь, о вчерашнем Жоркином рассказе?

– Что я думаю? С одной стороны, произошло это не на работе,так, если подумать, какое нам дело? То есть неприятно, конечно, кошмар весьэтот, Сущенко-то ничего был дядька. А Лариса Павловна, конечно... –Надежда поискала выражение помягче, – уж очень свысока на людей глядела...ну, о покойниках не принято, но такой смерти и злейшему врагу не пожелаешь. Аты еще говорил что-то про хороший конец вдвоем!

– Да уж, беру свои слова назад, это же сраму-то сколько!

– А представляешь, жене-то Сущенко сейчас каково? И детям? Иу Ларисы мальчик остался!

– Слушай, ну интересно, кто же их заказал? Ведь это непредставить, чтобы у нас в институте кого-то по заказу убили! Ну что мы,банкиры, что ли, какиенибудь или бизнесмены крутые, чтобы нас по заказуубивать!

– Мы с тобой, может, и не бизнесмены и живем на однузарплату, очень, кстати, небольшую, а ведь есть у нас в институте икооперативы, и малые предприятия, начальство везде там числится, деньгикакие-то налево переводят, обналичивают их – в общем, не бедствуют.

– Я про других не знаю, но Мирзоев, например, честно ищетзаказы на охранную сигнализацию и людям работу дает. Не знаю, сколько он самзарабатывает, но народ на него не обижается, да ты и сама на него осеньюработала, помнишь?

– Да помню я и ничего против, естественно, не имею, носейчас я не об этом. Давай-ка, Валя, отвлекись от рабочих проблем и пошевелимозгами, неужели тебя не настораживает такое количество смертей в нашеминституте?

– Что-то я не пойму, куда ты клонишь?

– Не придуривайся, Валька, все ты понимаешь.

Надежда взяла листок бумаги, написала на нем крупно:Никандров.

– Вот первый случай, с Никандровым, якобы он повесился. Тыже сам говорил, что и место он выбрал неудачное в щитовой, а мог бы спокойноэто сделать в лесу у себя на даче, и время тоже – утром. А если бы кто-нибудьпришел на работу сразу же за ним? Вижу по твоим глазам, хочешь мне возразить,что если взбрендит человеку, что все плохо, так он и о месте и о временизабудет. Но ведь он готовиться к этому делу должен был, веревку достать, мылитьее, или как там еще делается. Так почему все же решил повеситься именно наработе? Дальше: узел. Все остальное, что я раньше говорила, ты можешьподвергать сомнению, но узел на веревке – это факт. Никандров был левшой и узелзавязывал иначе, чем правша, а на шее его узел был завязан правшой! Идемдальше: Лена Трофимова. – Надежда написала на листке под фамилией «Никандров»имя «Лена». – Почему она умерла?

– Говорят, отравилась.

– Что значит, отравилась? Если сама, то не много лисамоубийств на наш бедный сектор? Лекарство не то вкололи, так ведь они же тамв больнице расследование проводили и ничего не обнаружили, сказали, что всеправильно делали.

– Да они там честь мундира берегут, так что угодно скажут!

– Согласна, но это слишком простое решение вопроса. Какая унее связь с Никандровым? Видела его убитым самая первая – это раз. Знала, чтодверь закрыта была снаружи, – это два. Дальше выплывает Синицкий. С Ленойвстречались они в Жоркиной квартире – это точно, Жора видел. А свекровь Ленинавидела, как Лену в тот день синяя машина к дому подвозила, и я склонна думать,что свекровь правду говорит. Синяя «девятка» у Синицкого, это тоже факт. Еслидопустить, что они, Лена с Синицким, в тот день встречались на квартире уЖорки, мог Синицкий подсыпать Лене что-нибудь в кофе там или в спиртное?

– Да зачем ему?

– Это мы потом решим, а я тебя спрашиваю гипотетически: мог?