— Вот-вот, — оживился майор Сергеев из убойного отдела, — и дачу покойного профессора грабили профессионалы, замок не взломали, а открыли отмычкой, потом убили хозяина хладнокровно и без особого шума, на такое только преступники-рецидивисты способны. К тому же владелец и директор антикварного салона, где сейчас работает Горецкий, — тоже темная личность, скупает незаконно добытые из-под земли древние предметы. Правда, пока с поличным его не взяли, но опера из ОБЭП этим делягой уже давно занимаются.

Дмитриев кивнул:

— Все так… но у Горецкого есть алиби: в ночь ограбления и убийства он приехал вечером на съемную квартиру и уехал утром на работу, этот факт зафиксировала камера наблюдения из здания напротив, единственный подъезд башни как раз попадает в ее объектив. С пятого этажа на тротуар не выпрыгнешь, да и в дом незамеченным потом не войдешь, не правда ли?

— Это верно, — сказал с сожалением Сергеев, — и еще мотив. Зачем Горецкому грабить коттедж? Да, там находилось несколько дорогих картин русских художников, но ни одна из них не была украдена. А уж похищать свою бывшую сокурсницу Лопатину — с какой целью? Разумеется, Горецкий мог обратиться за помощью к уголовникам, знакомым ему по колонии. Те не ожидали встретить на даче профессора, редко ее посещавшего в последнее время, после вынужденного для них убийства всполошились и сбежали, ничего не забрав. Но последующее похищение аспирантки в эту версию никак не вписывается. Скорее всего, они никак не связаны, просто случайность.

— Хорошо бы проследить за ним, Сан Саныч, — осторожно заметил Парфенов.

Майор вздохнул:

— Сам знаешь, Алик, людей у нас на все катастрофически не хватает. Но я попрошу начальство выделить оперов хотя бы на несколько дней.

— Я со своей стороны тоже походатайствую, — заверил Дмитриев.

В это время довольный Георгий Горецкий решил немного расслабиться и еще раз обдумать создавшийся к сегодняшнему дню расклад. На своей новенькой «тойоте» (взял в кредит) он подъехал к ресторану «Шапито», припарковался на стоянке и спустился по ступенькам в полутемный зал, где работал кондиционер, было свежо и негромко играла приятная для взыскательного слуха джазовая музыка. Гоша заказал сто граммов «Хеннесси» и стакан томатного сока, в ожидании коньяка набрал на трубке номер Лонского.

— Категорически приветствую, Аркадий Евгеньевич, — нарочито уверенным и бодрым голосом произнес он. — Да, дело сделано, все записано и подшито. Встреча прошла вполне успешно, как писал классик, «правду говорить легко и приятно», а мне скрывать нечего, как вы знаете, чист я, как белый лист бумаги для лазерного принтера. Только вот перенервничал немного, сами понимаете, так что хочу на сегодня попросить отгул.

Получив согласие директора, Гоша самодовольно усмехнулся и положил мобильник в карман рубашки. Похоже, его теперь оставят в покое, по крайней мере, на ближайшее время. Лонской прав, со Свиридовым и Лопатиной встречались десятки людей, в том числе в загородном коттедже, так что же, всех подозревать? Да, он отсидел, но вышел по УДО за примерное поведение и с тех пор закон ни разу не нарушал.

Принесенный коньяк придал еще большего куража, захотелось продолжить начавшийся праздник души. Горецкий снова достал мобильный телефон.

— Привет, крошка, — ласково и фамильярно проворковал он, — если ты не слишком занята сегодня, можем встретиться у меня на квартире через час.

Услышав ответ, чуть улыбнулся и сказал:

— Так, заметано, жду.

* * *

Медленно выпивая сок из высокого стеклянного стакана, Гоша размышлял о том, что умный человек всегда сумеет правильно повести себя в самой сложной ситуации. Сказкам взрослых, что любое преступление будет рано или поздно раскрыто, что любой некрасивый поступок станет когда-нибудь известен всем, он перестал верить еще в школе. Нет, не так важно не совершать нечто запрещенное, сколько не попадаться. И трезво оценивать возможные риски тех или иных действий, стараясь максимально их снизить. Уже в колонии Гоша убедился в справедливости того, что молчание — золото. Поэтому он сегодня был немногословен и убедителен. Да, может быть, Лонской и в самом деле не причастен к ограблению и убийству? А Оксану, вполне вероятно, похитили для получения выкупа, она никогда не скрывала, кто ее отец. Все чисто, к нему у полиции вопросов быть не должно. Горецкий вызвал такси и через десять минут вышел из него рядом с подъездом двенадцатиэтажной панельной башни, в которой снимал квартиру на пятом этаже.

Поднявшись на лифте, он открыл обитую дерматином дверь, быстро принял душ, надел махровый халат и приготовил на кухне чашечку кофе. Страх прошел, появилась уверенность в себе, кураж. Гоша достал из шкафчика початую бутылку «Чивас Ригал», подаренную шефом на день рождения. Да, Лонской фартовый малый, с ним не пропадешь. Виски еще больше подняло настроение, Горецкий открыл окно и закурил…

А минут через сорок в дверь позвонили. Гоша открыл, и в прихожую вошла рыжеволосая и зеленоглазая молодая женщина со стройной фигурой и тонкими чертами лица, в цветастом платье и лакированных бежевых туфлях на высоком каблуке. Горецкий обнял и нежно поцеловал гостью в шею, сказал с довольной улыбкой:

— Привет, Анюта, рад снова тебя видеть.

Анна Звонарева в ответ тоже улыбнулась:

— Не будем терять времени, у меня есть только час…

Потом они лежали на мятой простыне на раскладном Гошином диване и обсуждали ее мужа, ставшего недавно заведующим кафедрой.

— Пока что Коля — только исполняющий обязанности, не думаю, что его в итоге утвердят, — с сарказмом произнесла Звонарева.

— Почему? — удивился Горецкий.

— Понимаешь, Гоша, мой Николай Семенович — настоящий лузер. Он не в ладах с начальством, вечно заступается за других в ущерб своим интересам. А главное — так и не научился добывать деньги, дожив до седых волос. Бессребреник, одним словом.

— А так ли это плохо?

— Времена Дон Кихота давно прошли, сейчас ветряные мельницы любого сотрут в пыль, — с досадой бросила Анна. — Лучше расскажи, как твои дела?

— Да все в шоколаде, как и всегда. Вот ведь тесен мир — твой муж сменил в универе Свиридова, с которым я встречался за неделю до его гибели.

Они замолчали, каждый думал о своем. Горецкий вдруг вспомнил, как познакомился с Аней Звонаревой, смазливой, хитрой и любвеобильной дамочкой, ловко обманывающей своего пожилого супруга. Анна приехала в тот солнечный день в торговый центр с обычной своей задачей: найти новых потребителей услуг рекламного агентства «Речные пороги». Она привычно ходила по офисам, магазинам и киоскам, беседовала с менеджерами или старшими продавцами, оставляя им красочные проспекты с восторженными отзывами прежних заказчиков. Большинство слушало бойкую рекламистку вполуха, стараясь побыстрее выпроводить ее в общий коридор, но Звонареву это ничуть не смущало, она продолжала обход все с тем же апломбом, граничащим с бесцеремонностью. В антикварном салоне Гоша поначалу тоже хотел прервать презентацию нагловатой посетительницы, но потом пригляделся к ней и увидел в глазах Анны явный интерес к своей персоне, никак не связанный с рекламным бизнесом. Они улыбнулись друг другу, обменялись телефонами, встретились на следующий день — и появилась у Горецкого новая любовница. Никаких особых планов на будущее со Звонаревой Гоша не строил, да и она тоже прекрасно понимала суть их отношений, но обоих устраивало такое положение дел. Встретились днем на час-другой, занялись любовью, поболтали о том о сем в постели — и разбежались. О женитьбе Горецкий пока и не думал, но, прощаясь со Свиридовым и Оксаной Лопатиной, он вдруг почувствовал, что по-прежнему не безразличен ученице профессора. Однако Гоша решительно запретил себе даже думать о возобновлении каких-либо отношений с Оксаной, это значило бы предать Виктора Антоновича, так хорошо отнесшегося к своему бывшему студенту, а предателем Горецкий быть не желал. Однако сболтнул по глупости Лонскому о посещении коттеджа с подлинниками картин знаменитых живописцев. И все-таки, не стало ли это причиной последующей трагедии? Опять дурацкие мысли полезли в голову, пора с ними распрощаться раз и навсегда…