тоже должна все знать. Я все расскажу…

Брат темнейшего князя Дмитрия слыл большим оригиналом. Он стал светлейшим лет в пятнадцать и удивительным образом сочетал в себе недюжинный ум, талант правителя и юношеский максимализм.

Отец его погиб от руки разбойников, напавших на княжий поезд. Он бился наравне с солдатами, до последней капли крови защищая беременную жену. Им удалось положить всех бандитов, но князя серьёзно ранили, и он умер сразу после заката. До утра прошло слишком много времени, и светлый мнишка уже ничего не смог сделать.

Поэтому юный князь со всем пылом возненавидел светлых мнишек и изгнал их из дворца, заявив, что они много возомнили о себе. А на деле оказались бесполезны. И когда родился младший брат светлейшего, названный Дмитрием, никто не заметил, что мальчишка тёмный… А если и заметил, то промолчал.

Маленький князь рос в любви и заботе. Старший брат души не чаял в мальчишке, балуя его без всякой меры. Поговаривали даже, что княгиня Ольга, вторая жена погибшего князя, родила мальчишку не от мужа, а от пасынка. Но никаких доказательств этому не нашлось, и слухи постепенно утихли.

Когда темная магия Дмитрия начала просыпаться, старший брат, не желая терять связь с младшим, княжеским указом освободил его от привязки к Источнику Света в Пределах Жизни. Дмитрий стал первым некромантом, не проходившим обряд очищения от скверны магии смерти.

Темная магия юного князя, не ограниченная Светом, прогрессировала с такой скоростью, что в восемнадцать лет он получил титул темнейшего, сохранив эту должность до самой смерти в весьма преклонном возрасте. Большую часть учебников для некромантов, которые и сейчас использовали в княжьей школе, написал сам темнейший князь Дмитрий. А комплекс упражнений для прокачки навыков управления темной магией стал основой развития умений некромантов.

— На этом все. Дальше я пока не смог… Темнейший был намного сильнее меня, — закончил Борис. И зевнул. — Скоро рассвет, и я не хочу весь день пролежать на солнце, поэтому пойду спать. Дальше вы без меня…

Мы обнялись и поцеловались без всякого стеснения. Мишка заснул прямо у костра и дрых, оглашая окрестности раскатистым храпом. Коза, привязанная к дереву, беспокойно дергала ушами при каждой руладе.

А потом Борис подхватил меня на руки… У нас оставалось несколько минут до рассвета, чтобы провести их только вдвоем.

Засыпала я совершенно счастливой, обнимая Бориса и прижимаясь к нему щекой. Как встану, мелькнула в полусне мысль, так вытрясу из Мишки, что они делали в Пределах и откуда у него коза.

Но вышло по-другому. Разбудил меня страшный истеричный вой во дворе. Я вскочила с постели, не понимая, что происходит. Натянула на себя платье и выбежала из дома, готовая ко всему. Я не удивилась бы, если бы какая-нибудь нежить жрала козу. Но то, что эта рогатая зараза решила рожать, оказалось полнейшим сюрпризом.

Было еще очень рано, солнце едва поднялось над горизонтом, и Мишка не проснулся даже от диких воплей.

Я попыталась его растолкать, то он стонал, причмокивал губами и поворачивался на другой бок. Я испробовала все… Я орала, как потерпевшая. Я поливала спящего Мишку водой. Я била его по щекам с такой силой, что у меня самой заболели ладони. Но нет. Мальчишка продолжал спать, не замечая ни криков козы, ни моих усилий.

Пришлось мне самой принимать роды. Я понятия не имела, что делать, и вся моя помощь заключалась в том, что я гладила несчастное животное по голове, и уговаривала ее правильно дышать. Не знаю, то ли коза меня поняла, то ли просто отреагировала на ласку, но постепенно она успокоилась, легла на правый бок и начала тужится… А, может, это случилось потому, что я наконец-то догадалась отвязать животное от дерева. Веревка была короткой, и несчастная коза не могла лечь.

Через полчаса наших общих героических усилий на свет появился крошечный беленький козленок покрытый прозрачной слизью. Он не дышал. Я успела испугаться, что малыш мертвый, но мать-коза мотнула рогатой башкой, отодвигая меня в сторону, и принялась вылизывать ребенка. Мои страхи оказались напрасны. Козленок пришел в себя, вскочил на тоненькие, дрожащие от напряжения ножки, потряс головой и тоненько заблеял…

Я так обрадовалась, будто бы сама родила… И устала так же, как бедная скотинка. Но козе не пришлось отдыхать. Потуги начались снова, и на свет появился еще один малыш. Вылизав второго козленка, новоиспеченная мамашка подтолкнула обоих к вымени. Пришло время поесть…

Не с первого раза, но у детей получилось присосаться к набухшим соскам. И они жадно чмокали, глотая мамкино молоко. Все это выглядело так мило, что я сидела на земле, устав после родов, и глупо улыбалась.

— О! Машка родила, — ко мне подошел сонный Мишка. Зевнул, широко разевая рот, почесался и изрек, — надо ей воды дать. Она, небось, пить хочет…

Он подхватил мою многострадальную кастрюлю и отправился к реке, за водой.

— Мишка, — заорала я вслед, — я тебя прибью!

Глава 7

Я не умела долго обижаться. И когда Мишка напоил козу, я его простила.

Козлята меня не боялись, подходили и подставляли мне кудрявые лбы, выпрашивая ласку. Возможно, как раз потому, что видели меня в первые секунды после рождения и посчитали за свою. Тогда цена, которую мне пришлось за это заплатить, не так уж высока.

Правому и Левой новые питомцы не понравились. Они с шипением вытягивали голову, как гуси, и кидались на козлят, когда те подходили ко мне. Гурлинки ревновали. Раньше я была только их мамочкой, а сейчас появились эти кудрявые нахалы! Птички ярко продемонстрировали мне негодование в мысленных картинках. Пришлось убеждать их, что я не перестала их любить, и уговаривать не обижать малышей, у которых есть своя мама. Коза спокойно жевала траву под деревом, периодически поднимая голову, дабы убедиться, что дети рядом. Иногда она подзывала их и поворачивалась попой, чтобы покормить малышей.

— И как вышло, что ты купил козу? — я не стала откладывать продолжение вчерашнего разговора, и прямо во время завтрака взяла Мишку в оборот.

Он пожал плечами и пробубнил:

— Я дядьке Блоху корневку отнес. Помнишь, показывал тебе травку с красными ягодами? Я ему и в прошлый раз, когда домой возвращался, пучок нарвал, и вчера, и пообещал еще принести. И корни по осени выкопать.

Травку я помнила. И то, что она панацея от всех болезней, Мишка мне говорил. И пучки эти он рвал не таясь. А мне все равно обидно стало… Мог бы и мне сказать,