Миша покраснел, но ответил:

— Я пришел ночью, а вы… и я понял, как сильно вам мешал.

Я рассмеялась. Теперь все стало понятно. Я шагнула вперед и обняла Мишку.

— Дурак. Ты нам не мешаешь. Поверь, я очень рада, что ты вернулся.

Все оказалось просто. Мишка примчался в Жутово после недельной отлучки неизвестно где, а его никто и не ждал. Старая хозяйка постоялого двора, которая позволяла ему жить летом на конюшне, а зимой при кухне, померла. И теперь никто его не ждал. Сын этой доброй женщины только обрадовался, что избавился от лишнего рта. Почему он не заметил, что одновременно избавился от не лишней пары рук, я не знаю.

А мне нужны были еще одни руки. И Мишкина светлая голова. Потому что я планировала построить печку. Лето перевалило за вторую половину, и я не хотела оказаться на месте той стрекозы, которая беззаботно скакала все лето и замерзла, когда настали холода. А про печки Мишка точно знает больше всех. Я видела их в далеком детстве, а Борис никогда не топил.

Мишка в строительстве печей немного разбирался, несколько раз помогал печнику чинить и класть печи в деревне. И внимательно слушал и запоминал то, чему его учил мастер. Карьера печника ему не светила, но построить что-нибудь примитивное, для обогрева дома зимой, он мог.

Обсуждать предстоящую стройку мы начали прямо во время завтрака-обеда, прячась от палящего солнца под раскидистым деревом на берегу ручья. Здесь было прохладнее. Мы жевали кашу из лебеды с рыбными котлетами и конструировали печь.

— Мишка, ты просто клад, — рассмеялась я. Когда мальчишка несколькими линиями обозначил параметры будущей печи, называя каждую часть своим именем. Я кивала, даже не стараясь разобраться во всех этих вьюшках, поддувалах и колосниках. — А ты знаешь, как сделать огнеупорные кирпичи?

— Ага, — кивнул он. И улыбнулся, — Из глины. Я не уверен, но, полагаю, их надо обжечь…

— Конечно, — согласилась я, — а еще я слышала, что в смесь для огнеупорных кирпичей добавляют шамот, а это…

— Точно! — воскликнул Мишка, хлопнув себя по лбу, — я вспомнил. Шамот — это крошка из обожженной глины. Дядька Платон по всей деревне черепки собирал… Особенно ему нравилась белая посуда…

— Бела-а-ая, — протянула. Я знала, в моем прошлом мире белая глина называлась каолин, видела ее в косметических масках. И прекрасно представляла, как она выглядит. — Интересно, а здесь она есть?

— Должна быть, — тряхнул головой Мишка. — У нас в Жутово нет, но если я правильно понял, то наша речка течет через Пределы и называется Гончарка… Вдоль нее селятся гончары, потому что на берегу подходящая глина.

— Может ты и прав, — кивнула я. — Когда мы строили дом, всю глину добывали у ручья. И Борис говорил, что она отлично спекается и не трескается… Он ее магией сушил.

— Это хорошо, что магией, — улыбнулся Мишка. — обжигать в печи довольно сложно. Целый воз дров на один обжиг уходит. Я как-то летом у гончаров болтался. Работал на печах, дрова подкладывал. Всю ночь сидеть надо, за пламенем следить, чтобы горело равномерно.

Весь день мы с Мишкой провели у ручья и у реки, отложив все домашние заботы. Оказалось, что здесь встречалась разная глина. Возле нас полно обычной, красной. Мишка с видом знатока потыкал пальцем в сухие комки и заявил, что это та самая глина, которую используются для лепки горшков, и она нам не подходит. Я покивала, но на заметку себе взяла. Посуда нам нужна… Кастрюлей-сковородок у нас вдоволь, а горшков для хранения запасов я налепила бы.

На том берегу, где мы обычно ловили рыбу, нашли другую. Если судить по косметическим маскам из моего прошлого, это была зеленая глина. Ни я, ни Мишка не смогли вспомнить, для чего, кроме жирной кожи, она может пригодиться, но набрали с собой немного на всякий случай.

Белая глина нашлась недалеко от болотца с гнездом гурлинки. Светлый пласт был тонким, и у нас получилось бы открыть производство огнеупорного кирпича, но на одну печь точно должно хватить.

Осталось дождаться Бориса, чтобы узнать, сможет ли он обжечь глину магией…

Глава 6

Вечером Борис вышел к нам, задумчиво оглядел композицию: Ася и Мишка сидят у костра и ждут главу семейства к ужину.

— Вернулся, — улыбнулся он, присаживаясь рядом со мной и глядя на смутившегося мальчишку, — хорошо. Дел у нас с тобой, Мишка, много…

— Точно, — подхватила я, раскладывая по тарелкам горячую молочную кашу из какарушек. — Мы сегодня облазили все окрестности и нашли глину, из которой надо сделать огнеупорные кирпичи для печки. И я хотела тебя попросить обжечь их магией. Если получится, то можно будет не делать печь для обжига. Мишка говорит, это очень тяжело и долго. И дров надо много…

Борис кивнул и, забрав у меня тарелку, начал есть. Наш импровизированный стол из чурбачка был слишком низким, поэтому мы ели, держа тарелки на весу. Я тяжело вздохнула:

— Нам бы мебель еще… Хотя бы стол, стулья и кровати… Зимой на полу не поспишь, замерзнешь…

— Будет, — кивнул Борис. — Но ты, Ася, Мишку не нагружай. Придется ему часть ночи со мной проводить.

— Согласна, — кивнула я, — печку надо строить. Иначе замерзнем зимой даже на кровати.

Борис рассмеялся, поставил пустую тарелку на чурбачок, потянулся ко мне и чмокнул в лоб:

— Хозяюшка ты моя… Тут такое дело, Ася… Учиться Мишке надо. Если темнейший князь Дмитрий прав, то все совсем не так, как мы привыкли думать. Свет и Тьма — не враги, не жизнь и смерть, а две стороны жизни…

— Да! — вскинулся Мишка. — И мне так кажется! Борис, а вы всю Книгу прочитали? — спросил он, умоляюще смотрел он.

— Нет, несколько страниц, — покачал головой мой муж, — всю не успел. Времени не хватило. Но если написанное правда, то ты, Мишка, можешь стать первым настоящим некромантом… Ты единственный чью Тьму не пытались выжечь Светом с самого рождения…

— В смысле выжечь Светом?! — ахнула я, представив этот процесс в виде электрической дуги… Даже плечами передернула невольно. — Но ты же говорил, что светлые мнишки просто меняют Тьму на Свет! — воскликнула я и все поняла… Кто сказал, что «меняют» — это не синоним «выжигают»? — Это больно? — произнесла я севшим голосом.

— Больно, — вместо него ответил Мишка. — всегда больно. Вот здесь, — он прижал ладонь к солнечному сплетению. — Мне говорили… наши… поэтому они очень мало смеются. Но я думал, когда поводок падает, то все приходит в норму… Разве нет?

Он смотрел на