Бориса с сочувствием. Мне стало плохо. И я спросила тихо:

— Борис, у тебя… там… все еще болит?

Он улыбнулся. Легко поднялся… Наш закопченный чайник, висевший над огнем, закипел, вода с шумом выплескивалась на горячие угли и с шипением испарялась, сбивая пламя…

Я так увлеклась беседой, что пропустила этот момент… Борис разлил травяной отвар по стаканам, расставленным на чурбачке, и снова сел рядом, оставив чайник на краю очага, чтобы не остыл слишком быстро. Снял лопушок, накрывающий миску с молочно-ореховыми ирисками. Мы с Мишкой за эти дни уже до отвала наелись конфет из прошлогодних пузырей молочного дерева, но Борису все еще нравилось пить чай вприкуску со сладостями.

Мне показалось, что он не хотел отвечать на вопрос, поэтому промолчал. И я не стала настаивать. Возможно, я задела что-то болезненное в его душе. Но Борис, грея руки об горячую кружку, хотя ночь была очень теплой, ответил:

— Иногда, — криво улыбнулся он. И добавил, — но ничего страшного, я привык. — И перевел разговор на другое, — с глиной проблем не будет. Мишка надо научиться управлять сырой магией, и ему без разницы куда ее сливать. Будет обжигать глину, — улыбнулся он. — А вот мебель…

— Мебель я могу сам днем сколотить, — вмешался Мишка. — но мне инструменты и доски нужны. И гвозди. Без гвоздей я не умею.

— Инструменты и гвозди есть, — заметила я, — они в кладовой лежат… А доски мы уже пустили на крышу. Но их можно же сделать из бревен?

— Пила нужна продольная, я с плотниками в прошлом году на шабашки ходил, знаю, что и как. Но без пилы ничего не выйдет…

— Такой у меня нет, — Борис допил чай и поставил пустую кружку на чурбак. — Но я знаю, где мы все это сможем найти… И не только это. Мишка, у тебя есть знакомый, которому можно доверять? Чтобы не сдал нас светлым мнишкам? Ну, кроме Васьки твоего. Он пацан верный, но мал еще.

— Батька его, — не раздумывал ни секунды Мишка.

— Комендант крепости? — вскинул брови Борис. — Для начала лучше кого-нибудь попроще…

— Тогда дядька Блох. Он у нас в Жутово за старшего. Дюже светлых не любит. Потому и мнишек у нас в деревне отродясь не было.

Договариваться с дядькой Блохом о сотрудничестве мои некроманты отправились сразу же после ужина. Мне было боязно оставаться ночью одной, поэтому я тоже не пошла спать. Сидела у костра, подбрасывая дровишки, и ждала из возвращения. Где-то вдалеке привычно ухали совы, Пузик шуршал среди кустов в поисках насекомых, Правый и Левая спали в гнезде, спрятав длинные шеи под крыло друг другу, и даже в загородке у плотоядных цыплят стояла тишина. Весь день эти прожорливые птицы пищали без умолку, требуя еду.

Иногда я проваливалась в сон, просыпаясь то от прикосновения мокрого носа Пузика, то от громкого крика совы, то от того, что мимо меня, с тихим шорохом пробегали неизвестные мелкие звери. То ли мыши, то ли еще кто… Лес вокруг меня был живым, хотя и считался мертвым.

Я тоже, как и Мишка, подозревала, что с этим разделением на живое и мертвое что-то не так… Хотя я еще ни разу не видела живое, в понимании местных, существо, тем не менее я никак не могла назвать Пузика, Правого, Левую и крикливых плотоядных цыплят, мертвыми, не-живыми, или нежитью. Да, после смерти они были не совсем мертвыми. Но я же не знаю, как в этом мире себя ведут живые, когда умирают. Если я правильно помню, то Борис говорил, что они тоже не спокойные. Может это особенность этого мира?

Ночь подходила к концу, но домой так никто и не вернулся. Невольно я начала беспокоиться. Что же они так долго? Лишь бы их не поймали! Я не представляла, что могут сделать светлые мнишки с Борисом, ведь ему было запрещено находиться в Пределах Жизни, но предполагала, что ничего хорошего.

Чтобы справиться с эмоциями, я заняла руки работой: чистила орешки-какарушки, которые замочила еще с вечера. Но это не мешало мне думать, воображая десятки страшных казней. Но больше всего меня пугала электрическая дуга, которой светлые мнишки выжигали Тьму. Я вспомнила, что в моем прошлом мире именно так и лечили некоторые заболевания. И настоящие, и мнимые… Почему люди так любят исправлять что-то в других?

Я сама не заметила, как заснула прямо на земле, уронив голову на руки сложенные на бревне. Проснулась я, когда небо над горизонтом уже начало светлеть. К счастью, разбудили меня громкие голоса возвращавшихся мужчин. Они о чем-то спорили. Я прислушалась.

— Надеюсь, ее сожрут, — Бориса говорил ровно и спокойно. Так, как будто бы он сейчас не произносил невесть какие гадости. Я от возмущения аж задохнулась.

— Не сожрут, — возразил Мишка. — Я ее в загончик закрою.

Я фыркнула. Стало полегче… Они явно не обо мне. Я совершенно зря подумала плохо. Но о ком тогда?

— К тому же она привлечет внимание нежити к нашему дому. А мне не хочется, чтобы из-за дурацкой козы, Асе угрожала нежить!

— У Аси есть Правый и Левая, — не согласился Мишка. — Сами знаете, гурлинки никого к ней не подпустят. А коза нам нужна. Вон у нее какое пузо. Она скоро родит козлят. А это значит у нас будут молоко, сливки, творог и сыр. Асе понравится.

— Нет, — вскочила я. И увидела прелестную картину: по склону оврага спускались две мужские фигуры и одно рогатое чудовище. Хорошо, я услышала разговор раньше, чем увидела. Иначе инфаркт был бы обеспечен. — Мне не понравится. Мишка, я боюсь коз.

— Тебе не обязательно к ней подходить, — отозвался он, — я построю загончик, буду сам пасти, доить и все остальное тоже сделаю. Козы едят мало, зато пользы от них много. И, вообще, Машка, между прочим, самая лучшая и молочная коза в Жутово.

Мишка возмущался так искренне, что я невольно рассмеялась.

— Она твоя, что ли?

— Теперь моя, — Мишка привязал животину к дереву. И плюхнулся на бревнышко у костра. Широко зевнул, протер глаза и пробормотал, — как же спать хочется…

— И поесть неплохо бы, — согласился Борис, присаживаясь рядом. — У нас что-нибудь осталось с вечера?

— Осталось. Но сначала вы должны мне рассказать, о чем договорились с дядькой Блохом, и откуда у вас коза…

— Я ее купил, — честно ответил Мишка. — У дядьки Блоха.

— На какие шиши? — я не собиралась сдаваться просто так. — И, вообще, мне страшно не нравится, что у вас появились от меня какие-то тайны.

— Хорошо, — рассмеялся Борис. — Ты права, Ася. Ты