Но, как вскоре оказалось, мою пассию беспокоило не только это.

—Ко мне приходили люди в форме ФСБН,— тихо сообщила она, отстраненно водя ноготком по краю чашки с кофе.— Спрашивали о тебе.

—Что именно?

Я немного обрадовался, что моя возлюбленная заговорила первой. Поскольку затяжное молчание порождало во мне ощущение, будто я сижу в компании безучастной незнакомки. И пусть тема была не самая приятная, но все же.

—Где пропадаешь, чем обычно занимаешься, нахожусь ли япри этом рядом, замечала ли ячто-либо странное в твоем поведении, кто еще может подтвердить мои показания…

—Хм-м… понятно. Кто бы ожидал от«черных» чего-то иного.

—Юра, меня пугает направление, в котором ты движешься,— тоскливо призналась Марина.— Я опасаюсь, что все это заходит слишком далеко…

—Я представляю,— пришлось пробормотать мне. Просто других слов на умпока не приходило. Никого из близких посвящать в подробности деятельности нашего братства я несобирался.

—И это все, что ты можешь сказать?— нахмурилась она, глядя на меня с осуждением.

—Наговорить я могу чего угодно,— философски пожал я плечами.— Засыпать тебя успокоительной ложью? Или как ее еще называют «Терапевтической».

—Нет, не надо,— категорично дернула подбородком девица.— Я просто хочу быть уверена, что нам с тобой ничего не грозит.

—О себе можешь не волноваться, я сделал все, чтобы ты была в безопасности.

—Ну асам-то ты что, Юра?!— в отчаянии вскинулась собеседница.— Наши отношения разве касаются только меня?! Я так и буду прозябать в одиночестве и неведении, пока ты пропадаешь на службе?!

—Мы жеэто уже обсуждали…— начал было я, ноМаришка меня экспрессивно перебила.

—Вот именно, что только обсуждали, но ничего не решили! Юра, я устала… От твоего бесконечного отсутствия, от ночных отлучек, от тошнотворного запаха гари, от пятен засохшей крови, которую я несколько раз уже замечала на тебе. Даже боюсь предполагать, чем ты занимаешься, и почему это интересует следователей изФСБН!

—Считаешь, что я тешу свою темную сторону на досуге?— холодно осведомился я.

—Что?! Нет! Нет, Юра, я так не думаю!— активно замахала ладошками девушка.— Я верю в тебя. Знаю, что твоя сила воли тверже чугуна. Клянусь, еще ни вком другом я небыла столь уверена, как в тебе! Я убеждена, что ты никогда не позволишь тьме возобладать над тобой. Но отэтого не становится легче, поверь. Сможешь вспомнить, когда мы последний раз виделись?

Я уже кинулся перебирать в уме события минувших дней, стараясь отыскать в ихпестрой череде лицо своей возлюбленной. Однако она меня опередила с ответом.

—Во вторник, Юра,— грустно молвила девушка.— Последний раз ты заходил ко мне аж вовторник. Да ито всего лишь на пару минут. Мы обнялись, после чего ты снова убежал. А сегодня на календаре воскресенье. Не хочешь поинтересоваться, каково мне было все эти дни?

Я промолчал. Резкие эмоциональные вспышки Марины ударялись в мою слабую эмпатию подобно огромным жукам, разбивающимся о лобовое стекло. Не каждую из них я мог прочесть. Но те, которые ухватывал, имели прогорклый вкус сожаления и тоски. И втройне было прискорбно понимать, что причиной этой бури являюсь я.Что доставляю человеку, который мне небезразличен, столько боли. Как бы яни любил Маришку, но быть источником ее страданий и мук мне не хотелось… Но вто жевремя, я невидел иных вариантов.

—Пока я бодрствую в моем мозгу постоянно борются друг с другом лишь две мысли,— продолжала девушка, так и недождавшись от меня реакции.— Паническая: «Юра не появляется в сети, наверное, что-то случилось!» и облегченная: «Слава богу, цел!» А вовремя сна на них накладываются еще и ночные кошмары. Я боюсь притрагиваться к телефону и включать телевизор, чтобы мне не попались на глаза новости! Потому что если где-то мелькнёт сообщение об очередном нападении умертвий или упырей, я буду знать, что ты где-то там… А после твоей поездки вСаратовскую область я вообще живу как на иголках. Сам ты неторопишься рассказывать о произошедшем. А вСМИ говорят, что там в регионе целый город вымер!

—Мало ли, что говорят журналисты? Они вообще часто склонны к преувеличению.— буркнул я больше для успокоения своей пассии.

Так-то я прекрасно осознавал, что именно в этом случае никакой гиперболизации не было. Скорее наоборот. Средства массовой информации шли на всяческие ухищрения, лишь бы замолчать истинный масштаб трагедии. Но правда просачивалась, как вода из дырявой бочки. А вмоих воспоминаниях воспаленной занозой пульсировали картины завалов из поджаренных тел. Саратовские коллеги оставили после жаркой обороны больницы такие высокие трупные горы, каких я еще никогда не видывал.

—Да ине все, что касается службы, мне позволяется рассказывать,— добавил я, прогоняя фантомные видения кровавой пентаграммы на полу операционной.— Очень многое засекречено.

—Я понимаю, Юра,— жалобно прошептала Марина,— но тыможешь пообещать мне, что это скоро кончится? Пожалуйста! Я непрошу назвать конкретную дату! Хотя бы просто кивни, чтобы я могла себя утешить. Чтобы у меня нашлись силы дожить до этого святого дня и несвихнуться!

Я поднял голову и прямо взглянул на девушку. Что мне стоит дать ей то, чего она хочет? Просто соврать и прекратить тяжелую для нас обоих беседу. Ведь правда, сказанная здесь и сейчас, попросту разрушит все то, что мы стаким трудом возводили. Не нужно даже быть эмпатом, чтоб это почуять. Но… я немогу так. «Ложь — это гниль, которая отравляет душу и тело. Кто утверждает ее, тот утопает в море греха и ненайдет спасения». И совершая проступок не воимя великого блага, к которому стремлюсь, а ради себя, я уничтожаю дарованный мне божественный свет…

Из моего рта еще не вырвалось ни единого звука, аМарина уже поняла, каков будет ответ. Она увидела, как плещется решимость в темных омутах моих глаз. Возможно, только сейчас девушка впервые почуяла насколько я преисполнен желанием продолжать свою борьбу. Год. Два. Десять. Или вечность. Поэтому, судорожно всхлипнув, моя возлюбленная поставила локоть на кухонный стол и прикрыла рукой лицо.

—Прости меня,— с сожалением произнес я,— но мне самому неведомо, когда все закончится. И моя совесть не позволит тешить тебя пустыми иллюзиями. Единственное, в чем я могу заверить, так это в том, что всеми силами буду стараться приблизить день нашей победы. Только мне почему-то кажется, что такое обещание тебя не устроит.

—Ты прав, Юра, не устроит…— дрожащим от напряжения голосом отозвалась девушка.— Меня не перестают терзать слова, которые ты сказал перед отправкой в командировку. Ты действительно готов умереть ради… своей цели?

—Да, Мариш, готов. Как и любой из нас.

—И даже зная, что оставишь меня одну? А как жеОльга Сергеевна? Тебе маму совсем не жаль? Я помню, как она убивалась в первый раз…

—«Каждому отмерена своя доля боли и страдания, и никто не может избежать своего креста»,— негромко процитировал я, сохраняя спокойствие и твердость духа.