Он стоял молча и невежливо глазел. Мы тоже не лыком шиты, в гляделки играть умеем. Я сложил руки на груди, склонил голову набок и принялся сверлить его взглядом. Так мы стояли полминуты. Наконец мне это надоело, и я спросил:

— Ну и чего вылупился?

— Ничего, — ответил незнакомец.

Голос у него оказался крайне неприятным. Вроде бы говорил он нормально, скорость произношения слов тоже в порядке, но вот тембр… наверное, так звучит голос обычного человека, если его замедлить раза в три. Похоже на глубокое рычание.

— Просто смотрю, — продолжала Фигура, — на человека, считавшегося когда-то богом. Каково это, быть богом, а, Ферзь?

— Веселого мало, — не моргнув глазом, ответил я. — С чего вдруг такой интерес к моей персоне?

— Потому что вскоре и меня будут считать богом. И будут молиться мне. Мне интересно, к чему готовиться. Насколько я знаю, тебе роль бога не пришлась по душе.

Забавно. Что ж, можно и поболтать. Познакомлюсь поближе с Фигурой, которую скоро убью.

— Скажем так — я просто устал быть богом. К тому же мое вмешательство в жизнь людей не принесло ничего, кроме боли и страданий. И для меня, и для людей.

— Но тем не менее ты вмешался. Ты выбрал свой путь, а потом почему-то спасовал. Ведь если бы ты остался среди них, бедные майя не вымерли бы в течение полугода.

— Каждый имеет право на ошибки, — спокойно ответил я. — Я свои совершил. Больше ошибок не будет.

— Немного самоуверенно, тебе не кажется?

— Кто ты такой?

— Отложим этот вопрос, — ответил незнакомец. — Ты все узнаешь в свое время. А пока мы с тобой просто поболтаем.

— Боюсь, мне быстро надоест болтовня.

— Ничего. Наша болтовня тебе не надоест.

— Немного самоуверенно, тебе не кажется?

Незнакомец усмехнулся.

— Как всегда, остер на язык. Итак, Ферзь, скажи мне, тебе нравится играть?

— Обожаю. Я чрезвычайно азартен, ни одного вечера без покера, шашек или чего-нибудь в том же духе. Что за дурацкие вопросы?

— Ты же знаешь, почему я спрашиваю. Неужели тебе никогда не хотелось выйти из Игры?

— Хотелось. Было время. Но через кризисные периоды проходят все. И я не исключение.

— Значит, теперь ты — оформившаяся личность, так?

— Возможно.

Белый некоторое время молча рассматривал меня.

— Почему ты отверг предложение Белого Короля?

— Мне оно показалось неубедительным и малообещающим.

— Разве тебе не хочется, чтобы этот мир процветал? Чтобы не стало войн, убийств ? Чтобы природу не насиловали? Чтобы в этом мире не деньги решали все? Если Прорыв удастся, из мира исчезнет Зло…

О господи, опять лозунги, опять громкие обещания и посулы. Я с раздражением ответил:

— Не понимаю, зачем вы постоянно читаете эти душеспасительные проповеди накануне Прорывов? Неужели вы хотите выбить меня из колеи своей нелепой демагогией? Вы постоянно твердите один и тот же бред, которым может страдать лишь неисправимый романтик, надеющийся на то, что мир станет лучше в результате вмешательства извне. Это самая большая ваша ошибка. Вы, Белые, убеждены, что достаточно совершить Прорыв, принести людям свет, и они тут же разучатся убивать и выкачивать из природы все без остатка. Будь вы хоть капельку прагматичнее, до вас бы дошло, что мир — такой, какой он есть, каким его сделали люди. Не забывай, что это они здесь живут, и они созидают жизнь, а не мы. Вы, реформаторы, не видите очевидных вещей…

Белый молчал.

— Значит, поэтому ты стал Черным? Потому что не веришь, что этот мир можно изменить? — спросил он немного погодя.

— Нет, я стал Черным не поэтому. Я стал Черным, потому что мне претит все реформаторское. Я консерватор по натуре. А еще мне нравится черный цвет. Он не такой маркий.

— Ты странный, Ферзь.

— Мне многие это говорили.

— Неужели ты не понимаешь, что мы хотим людям добра?

Я начал выходить из себя.

— Добро? Зло? Да ты о чем? Я что, по-вашему, желаю людям зла? Когда люди называли меня Кетцалькоатлем, я не требовал никаких жертв! Я хотел лишь восстановить то, что было утеряно в океане, пытался создать процветающий, гармоничный мир. Но стоило мне и моему преемнику покинуть индейцев — и что? Их зверские жертвоприношения вошли в историю как самые кровавые. Кортес, увидев залитые кровью ацтеков, решил, что этих варваров необходимо уничтожить. И кто возьмется его судить? Неужели ты думаешь, все дело во мне?

— Конечно, — уверенно и спокойно произнес мой враг. — Ты пытаешься свалить все на человеческую природу — позиция слабого, беспомощного творца, который не хочет поверить, что эту природу он создал сам! Ты боишься ответственности, и это касается всех вас, Черных. Мы, Белые, как раз более трезво смотрим на мир. Вы не хотите перемен, поскольку боитесь, что ваша власть придет в упадок. А в мире, который создадим мы, власти вообще не будет! И мы сможем — я уверен в этом, — сможем изменить людей!

— Ваш мир без власти — утопия. Такого не было, нет и не будет никогда! Вы обычные лицемеры. И ежу понятно, что власть попросту сосредоточится в ваших руках, вы станете манипулировать людьми, прикрываясь ширмой благопристойных идей. Вы и ваше отношение к Игре мне противны. Именно поэтому я стал Черным и именно поэтому я Черным и останусь!

Белый развел руками.

— Ну что ж, если это твое последнее слово…

— Нет, оно не последнее. Я еще много чего скажу, но в другой раз. — Во мне кипел гнев, но о работе я все же не забыл. — А теперь, ты меня извини, мне нужно идти, готовиться к Прорыву. Ведь вы планируете провести его завтра, не так ли?

Белый хмыкнул, но не ответил.

— Как я и предполагал, — улыбнулся я. — Так что, счастливо. Было приятно с тобой поболтать.

С этими словами я пробормотал заклинание и вывел себя из того мира, где только что находился. Последнее, что осталось в моей памяти об этой встрече — Белый Ферзь на фоне черного алтаря…

Я огляделся. Майк с Колей сидели у костра и чистили автоматы. Правильно делали, завтра будет еще тот денек. Общаться со своими спутниками мне пока не хотелось. Надо побыть одному, привести мысли в порядок и очистить их от гнили Белой демагогии.

Энергично растерев лицо, я поднялся и отправился к алтарю. Почувствовав под ладонями гладкую прохладную поверхность, я на миг погрузился в воспоминания. Места и лица беспорядочно замелькали у меня перед глазами. Я вспомнил практически все страны, где бывал, и всех, кого знал… А бывал я везде и знал многих…

Белый, сам того не желая, всколыхнул во мне чувство вины, которое я давно и старательно загонял на задворки своей души. Да, он отчасти прав. Я действительно нередко уходил от ответственности, особенно на заре своей жизни здесь. Земля тогда казалась мне подарком, с которым я могу играть, как захочу. Я примерял маски, не думая о последствиях, играл с чувствами людей, которых поначалу считал лишь ходячими декорациями для пьесы, где я — автор, режиссер и исполнитель главной роли.