Именно поэтому она утром ворвалась к спящей дочери и дрожащимот гнева голосом приказала:

– Александра, немедленно просыпайся! Девушка, не открываяглаз, умудрилась сесть и откинуть с лица кудрявые волосы.

– Что-то случилось?

– Сейчас объясню, – угрожающе произнесла Фелисия, иАлександру потрясла злобная ярость, исходящая от матери. – Сегодня у меняпобывало целых четверо визитеров, начиная с жены владельца гостиницы,уведомившей меня, что ты делила спальню с этим низким, подлым совратителемневинных девочек! Следующие двое – первые сплетники в деревне, сгоравшие отжелания поскорее услышать новости. Ну а четвертый – сквайр, который объявилмне, что из-за твоего скандального поведения прошлой ночью, непристойного видаи полного отсутствия скромности и здравого смысла он считает тебя совершеннонеподходящей женой не только для своего сына, но и для любого уважающего себямужчины. Перехватив взгляд дочери, в котором сквозило неприкрытое облегчение,миссис Лоренс окончательно вышла из себя и, схватив Александру за плечи, сталатрясти.

– Да имеешь ли ты представление о том, что наделала?! –взвизгнула она. – Имеешь?! Тогда скажу – ты навеки себя опозорила! Слухирасходятся молниеносно, и теперь все считают тебя потаскухой! Люди видели, кактебя полураздетую вносили в гостиницу и ты оставалась в спальне наедине смужчиной! Полчаса спустя тебя внес в гостиную тот же мужчина. Знаешь, чтодумают все?

– Что я устала и нуждалась в отдыхе? – рассудительнопредположила Александра, более встревоженная бледностью матери, чем ее словами.

– Дура! Ты еще большая дура, чем я предполагала! Ни одинпорядочный человек не захочет жениться на тебе!

– Мама, – невозмутимо начала Александра, пытаясь поменятьсяс ней ролями, как это часто приходилось делать за последние три года, –пожалуйста, успокойся.

– Не смейте разговаривать со мной таким снисходительнымтоном, мисс! – в бешенстве перебила Фелисия. – Этот человек касался тебя?!

Встревоженная Александра, никогда не видевшая мать в такойистерике, тем не менее пожала плечами:

– Ты же знаешь, что да. Сама видела, как он нес меня, и…

– Не так! – завопила миссис Лоренс, положительно сотрясаясьот ярости. – Он ласкал тебя? Целовал? Немедленно отвечай!

В эту минуту Александра окончательно решилась изменитьпринципам, в которых ее воспитывал дед, но, прежде чем она попыталась солгать,мамаша уже заметила предательские красные пятна, загоревшиеся на щеках.

– Так это правда! – почти взвыла она. – Ответ написан натвоем лице! – Миссис Лоренс отпрянула и, вскочив, заметалась по комнате.

Александра слышала о женщинах, настолько поглощенныхсобственными страданиями и страстями, что они начинали рвать на себе волосы, исейчас ей показалось, что мать вот-вот вцепится в свои седеющие пряди.

Быстро выбравшись из постели, она протянула руки, чтобыостановить мать.

– Мама, пожалуйста, не стоит так расстраиваться! Пожалуйста!Ни герцог, ни я не сделали ничего дурного! Фелисия гневно заскрипела зубами:

– Ты можешь сама не понимать, что натворила, но этот… этотподлый, продажный развратник прекрасно все понимал. Прекрасно! И имел наглостьворваться сюда как ни в чем не бывало, зная, насколько ты наивна и глупа. Боже,как я его ненавижу!

И миссис Лоренс неожиданно свирепо стиснула Александру.

– Я не та слепая дурочка, какой была столько лет! Позволилатвоему отцу использовать нас для своего развлечения, а потом выбросить, какненужную ветошь, и я не допущу, чтобы Хоторну все сошло с рук! Я заставлю егопоступить как подобает джентльмену!

– Мама, прошу тебя, успокойся! – взорвалась Александра,высвобождаясь из удушающих объятий матери. – Повторяю, он ничего плохого несделал, даю слово. Просто провел ладонями по ногам, боясь, что я сломала кость,а на прощание поцеловал в лоб. Что тут ужасного?

– Он уничтожил твою репутацию, посмев отвезти тебя вгостиницу, и не оставил ни единого шанса найти тебе порядочного мужа! Никтотеперь не посмотрит на опозоренную девушку! С этого дня ты не сможешьпоказаться в деревне с гордо поднятой головой! И твой герцог за это заплатит, изаплатит сполна! Вернувшись прошлой ночью в гостиницу, он рассказал доктору,как его найти. Мы поедем за ним и потребуем справедливости.

– Нет! – вскрикнула Александра, но мать была глуха ко всему,кроме внутреннего голоса, долгих три года взывавшего к мести.

– Он, несомненно, ожидает нашего визита, – с горечьюпродолжала миссис Лоренс, игнорируя мольбы дочери. – Особенно сейчас, когда мыузнали всю правду о том, что было вчера.

Вдовствующая герцогиня Хоторн, холодно улыбаясь, пристальноразглядывала внука большими зеленовато-карими глазами. В свои семьдесят лет онапо-прежнему оставалась красивой женщиной, с совершенно седыми волосами,царственной осанкой и твердокаменной уверенностью, присущей истиннымаристократам, тем, кому выпало на долю вести привилегированную, полную роскошижизнь.

Несмотря на неколебимое достоинство, сквозившее в каждом еежесте, герцогиня, пережившая мужа и сыновей, хорошо знала, что такое истиннаяскорбь. Однако самообладание ее было так велико, что даже ближайшие знакомые несовсем понимали, любила ли она родных при жизни и тоскует ли по мертвым, а еевлияние в обществе казалось столь огромным, что никто и не осмеливалсядобиваться правды.

И теперь герцогиня без всяких внешних признаков тревогибезмятежно слушала старшего внука, сидевшего на диване в гостиной и небрежнообъяснявшего, что он задержался из-за грабителей, пытавшихся убить его прошлойночью.

Другой ее внук, однако, и не пытался скрыть свои чувства.Поднеся бокал к губам, Энтони усмехнулся и шутливо предположил:

– Признайся, Джордан, ты просто хотел провести еще одинвосхитительный вечер с твоей прелестной балериной. Э… прошу прощения, бабушка,– запоздало добавил он, когда женщина наградила его уничтожающим взглядом. –Но, говоря по правде, не было ни разбойников, ни двенадцатилетней девочки,поспешившей тебе на выручку, верно?

– Ошибаешься, – невозмутимо ответил Джордан. Герцогиня молчаприслушивалась к перепалке кузенов. Между ними существовала поистине братскаяблизость, хотя оба были различны, как день и ночь. Джордан пошел в бабку –такой же холодный, бесстрастный, сдержанный, тогда как Энтони вырособщительным, веселым и неисправимо добродушным. Мать и отец Энтони души в немне чаяли. Джордан же никогда не знал настоящей родительской любви. Однакогерцогиня всецело одобряла манеры Джордана и не выносила легкомыслия Энтони.Порицание в той или иной степени было единственной эмоцией, которую позволяласебе открыто проявлять пожилая леди.