– Все произошло именно так, как я изложил, хотя, не скрою,гордость моя изрядно страдает, – сухо продолжал Джордан и, встав, подошел кбуфету, чтобы налить себе еще портвейна. – Всего мгновение назад я смотрел влицо смерти, и тут откуда ни возьмись она! Мчится прямо на нас… верхом надревней кляче, с опущенным забралом, с копьем в одной руке и ружьем в другой!

Прихватив бокал с португальским портвейном, который онособенно любил, Джордан вернулся в кресло, и скорее задумчиво, нежелинасмешливо докончил:

– Ее доспехи были ржавыми, а дом словно сошел со страницплохого готического романа – паутина на потолке, выцветшие гобелены, скрипучиедвери и сырые углы. Дворецкий, глухой, как придорожный столб, слепой лакей,который натыкается на стены, старый пьянчуга дядюшка, именующий себя «сэрМонтегю Марш»…

– Любопытная семейка, – пробормотал Энтони. – Неудивительно,что девочка столь… э-э-э… необычна.

– «Традиционность, – без улыбки процитировал Джордан, –убежище косного разума».

Герцогиня, истово и неуклонно исповедовавшая всю жизньтрадиционный консерватизм и придававшая огромное значение условностям, грознонахмурилась:

– Кому принадлежит сие нелепое изречение?

– Александре Лоренс.

– Крайне, интересно, – хмыкнул Энтони, удивленный странной,почти нежной улыбкой на обычно непроницаемом лице брата, когда тот вспомнил одевушке. Джордан редко улыбался, и всегда либо цинично, либо обольстительно, ипочти никогда не смеялся. Его отец считал, что чувствительность – удел слабыхдуш и все нежное, мягкое – отвратительно, противоестественно, как и любыеэмоции, делающие мужчину уязвимым. Включая любовь.

– И как же выглядит эта незаурядная представительницапрекрасного пола? – осведомился Энтони, которому не терпелось узнать как можнобольше о девушке, сумевшей произвести столь невероятное впечатление на кузена.

– Маленькая, – медленно протянул Джордан, воскрешая в памятисмеющееся лицо Александры. – И очень худая. Зато ее улыбка может растопить лед,а таких изумительных глаз я никогда не видел. Огромные, аквамариновые, и, когдасмотришь на нее, ничего, кроме этих глаз, не видишь. Речь столь же изысканная,как у нас с тобой, и, несмотря на всю мрачность этого ужасного дома, онажизнерадостна, как птичка.

– И, очевидно, отважна, – добавил Энтони. Джордан кивнул:

– Я собираюсь послать ей чек – вознаграждение за спасениемоей жизни. Бог видит, деньги им пригодятся. Судя по тому, что она говорила… ио чем постаралась умолчать, все хозяйство лежит на ней. Александра, несомненно,будет оскорблена предложением денег, поэтому я и не заикнулся ни о чем прошлойночью, но они облегчат ей жизнь.

Герцогиня пренебрежительно хмыкнула, все еще раздраженнаясмелым определением традиционности, высказанным мисс Лоренс.

– Так называемые простые люди, Джордан, готовы на что угодноради лишней монеты. Удивляюсь, как она не попыталась выманить у тебя несколькофунтов еще вчера.

– Вы становитесь циничной, – насмешливо бросил Джордан. – Нонасчет этой девочки ошибаетесь. Она совершенно бескорыстна и бесхитростна.

Пораженный подобным заявлением кузена, чье мнение о женскомхарактере было прискорбно низким. Тони услужливо предложил – Почему бы тебечерез несколько лет не познакомиться с ней поближе и не сделать своей…

– Энтони! – прогремела окончательно выведенная из себягерцогиня. – Будь добр придержать язык в моем присутствии!

– Мне и в голову не пришло вырвать ее из привычногоокружения, – признался Джордан, не замечая мрачно сведенных бровей бабки. –Александра – редкая драгоценность, поэтому и дня в Лондоне не продержится. Дляэтого у нее недостаточно твердости, жестокости и честолюбия. Она… – Он осекся ивопросительно взглянул на вошедшего дворецкого, вежливо кашлянувшего, чтобыпривлечь внимание, – Да, Рамзи, в чем дело?

Рамзи негодующе выпрямился и посмотрел на герцога сбрезгливой гримасой.

– Ваша светлость, – начал он, – некие странные особы требуютвпустить их в дом. Заявляют, что хотят видеть вас. Прибыли в совершеннонеописуемой повозке, запряженной непонятным созданием, каковое и лошадью трудноназвать, а одежда… Ни один приличный человек не посмеет показаться в чем-топодобном…

– Кто они? – нетерпеливо перебил Джордан.

– Мужчина назвал себя сэром Монтегю Маршем. С ним две дамы –его невестка, миссис Лоренс, и племянница, мисс Александра Лоренс. Ониутверждают, что приехали получить с вас долг.

При слове «долг» Джордан хмуро насупился.

– Пригласите их сюда, – коротко велел он. Герцогиня, на мигизменив обычному высокомерию, позволила себе удовлетворенный –«я-же-тебе-говорила» – взгляд на внука.

– Как видно, мисс Лоренс не только жадна, но такжебесцеремонна и крайне назойлива! Вообрази, врываться сюда и требовать с тебяуплаты какого-то долга!

Не отвечая на весьма справедливое замечание бабки, Джорданподошел к резному письменному столу в глубине комнаты и уселся.

– Вам вовсе не обязательно присутствовать при этом, я всеустрою.

– Напротив, – неумолимо объявила герцогиня. – Мы с Энтонибудем свидетелями на случай, если эти личности прибегнут к вымогательству!

Стараясь не сводить глаз со спины дворецкого, Александранехотя плелась за матерью и дядюшкой Монти; великолепие окружающей обстановки скаждым мгновением все больше заставляло ее осознавать собственное ничтожество.

Конечно, она ожидала увидеть величественное здание, нодействительность превзошла всяческое воображение. Перед ней предстал огромныймрачно-прекрасный особняк, окруженный тянувшимися на многие акры садами игазонами. До этой минуты девушка почему-то цеплялась за весьма ошибочноевпечатление прошлой ночи, уверенная в том, что герцог на самом деледружелюбный, добрый, все понимающий человек. Однако подобные заблуждения тотчасвылетели из головы, стоило ей увидеть поместье. Герцог пришел из другого мира.Для него Роузмид – всего-навсего маленький загородный дом.

«Дом, оказавшийся дворцом», – с ужасом думала девушка,замечая, как ноги утопают в толстом обюссонском ковре.

Дворецкий распахнул двери резного дуба и отступил, пропускаяих в комнату, увешанную картинами в затейливых рамах. Подавив внезапноепобуждение присесть перед застывшим слугой, Александра шагнула вперед, с ужасоможидая момента, когда встретится с недавно обретенным другом и увидит егоискривленные презрительной гримасой губы.

Она не ошиблась. Человек, сидевший за роскошным письменнымстолом, разительно отличался от того смеющегося, заботливого приятеля,спасенного ею всего два дня назад. Сегодня он превратился в холодного,сдержанного незнакомца, взиравшего на ее семью как на мерзких насекомых,пятнающих его дорогой ковер. Он даже не пытался быть сколько-нибудь вежливым –не позаботился встать или представить их находившимся в комнате людям. Вместоэтого он коротко кивнул дядюшке Монти и миссис Лоренс, давая знать, что онимогут сесть на расставленные перед столом стулья.