– Вот видишь, он уже здоров! Это вышла болезнь!

Подбежав к нему, с облегчением вижу обман. Эти прыщики Нина просто нарисовала на его теле красным фломастером. Какова плутовка!

Я немного сторонюсь аптек, но не сейчас – вот и вторая отрыжка Хьюго, теперь он извергается мне в лицо точно банка с газировкой, которую как следует встряхнули.

Хьюго хватает что попало и тащит в рот. Ему ничего не страшно – все хочется попробовать на вкус, свою ручку, свою ножку, все, что в пределах досягаемости. Для его возраста это вполне нормально, таков его способ познания окружающего мира. Но поскольку он только начинает перемещаться в пространстве, то сейчас попробовать на зубок способен мало что.

Вот он, сидя в высоком детском стульчике, посасывает пластиковую ложечку, а я приглядываю за ним из кухни, смешивая мохито. Тут меня озаряет бихевиористская мысля: научить его ощущать тонкость его вкусовых сосочков, а главное, заснять его врожденные рефлексы на смартфон.

Протягиваю ему пластиковую солонку, которую он немедленно пробует язычком. Мгновенная гримаска. Тогда я насыпаю на подушечку пальца немножко сахарного песка и подношу к его людоедской пасти. Сладкое Хьюго явно предпочитает соленому. Мой телефон бесстрастно все это фиксирует.

Тогда я отрезаю дольку зеленого лимона и подношу ему на дощечке. В два счета она у него в руке, а потом сразу во рту. Ну и зрелище же – Хьюго мгновенно скис, быстро моргает глазками и плюется крупными бесформенными кусками цедры, стараясь избавиться от резкого вкуса цитрусовых. Сдохнуть со смеху!

Я прекращаю эксперимент, прокручиваю назад и просматриваю заснятое. Нет, так хохотать вредно! Будь я и впрямь папашей-пофигистом, немедленно выложил бы это видео в социальных сетях.

Великий день для Марии – но худший в жизни Изы! Хьюго только что произнес первые в жизни слова… по-португальски. Когда мы зашли за ним к няне, он с явным лузитанским акцентом промямлил: «Мамаэш».

– Вы слышиш, он говориш «мамаэш», што знашит на португалшком «мамаэш»!

Иза дрожит от ревности и злости. А я уж думал, «мамаэш» ничем не испугаешь. Я тихонько беру ее под локоток, чтобы не подпускать близко к Марии, но хрен редьки не слаще – теперь у Изы вид мадонны скорбящей.

– И ишо он говориш «пу-паиш», што значиш «папаиш», а, мешье Фредериш?

Я не очень понимаиш, но так и быть, не проблемаиш, если Хьюго выговорил «паиш», пусть это значит «папа». Но это говорит о том, что в будущем нас ожидают проблемы в общении с ним. Когда поднимаемся в квартиру, я на лестнице предлагаю Изе совсем уж некстати: «А может, тебе выучить португальский?»

Сегодня у меня день рождения! Мне 33 года, и все зубы еще целехоньки. Иза, любящая видеть во всем символы, дарит мне диск «Скверная репутация» Брассанса – на 33 оборота.

Раскрывая обертку винилового диска, я в глубине души задаюсь вопросом, чего там Изе, которая теперь по субботам ходит забирать Нину из школы, натрепали по поводу меня любимого. Я нежно целую ее и уже протягиваю руки к прелестному рисунку, накаляканному Ниной.

На нем изображены мы всей четверкой, в саду с облетевшим деревом под солнцем, криво висящим на небе. Тот арт-терапевт, которого я интервьюировал для «Психомада», со знанием дела утверждал: солнце – символ, точно показывающий степень понимания ребенка и его отца. Чем больше ребенок растет, тем такая связь явственней. Стиснув зубы, я целую Нину.

И Хьюго тоже протягивает мне рисуночек, Иза только что вложила его ему в ручонки, а он уже успел смять его. На листе бумаги отпечатки его рук и ножек, закрашенные синим фломастером. На Ива Кляйна (Ив Кляйн (1928–1962) – французский художник-модернист, прославившийся монохромной техникой. – Прим. пер.) похоже не очень, а вот на крупного Смурфика – весьма и весьма.

Иза не очень-то для меня расстаралась – просто воспроизводит все то, что она делает каждый год в школе на День отца. И вот я с милой улыбкой заявляю ей, что сейчас папа должен их оставить – его ждут-дожидаются дорогие дружочки, приготовившие прелестный сюрпризик.

Как хорошо, что торт еще в холодильнике – а то бы она мне сейчас его по всей роже размазала.

На мое 33-летие Рико, Нико и Пауло слегка перестарались – принесли мне 36 свечей. Пиво, аперитивы, ресторанцы-танцы-шманцы, вечер в клубе, все в отрубе, стриптиз, полный парадиз, рок и чпок, голые сиськи, горячие киски, реки виски, а на рассвете, под самый конец, – красотка Мадо, королева сердец.

Я вползаю в квартиру, скидываю кеды и кожаную куртку, валюсь на диван. Мне уже не по возрасту такие сомнительные вечеринки. В довершение всех бед я, кажется, входя, разбудил Хьюго, и теперь он лопочет папочке-гуляке свои «гули-гули-гули», добавляя к ним еще и ПАПА ДОДО БУБУ БОБО.

Да я и сам вроде того: ПАПА БО-БО ДОДО.

На этом добром слове я засыпаю, а Хьюго один пусть бормочет что хочет.

Отношения с Изой слегка напряглись. Мой день рождения так и остался у нее костью в глотке.

Чтобы продемонстрировать желание пойти на мировую, я говорю, что могу повести детей поиграть в скверике. От такого предложения ее прелестные глазки светлеют.

Присев на лавочку, я смотрю, как ребятня бегает по скверу. Одним глазом приглядываю за Хьюго, пожевывающим соску, а другим наблюдаю за тем, как вдалеке Нина заговорщически шушукается с подружками.

Вдруг передо мной вырастает Нина – с огромным букетом цветов в руке: она только что оборвала клумбу. Она преподносит его мне под возмущенными взглядами других родителей. У нее талант впутывать в неприятности. Я быстренько утаскиваю ее из этого сквера вместе с Хьюго и коляской.

Только быстренько пройдя несколько улиц, предлагаю ей заключить договор: я не стану ругаться на нее, но при условии, что этот прекрасный весенний букет я преподнесу ее маме от своего имени.

Стоит Изе увидеть меня с этим букетом, как она бросается обниматься и крепко прижимается ко мне. Мы целуемся как в первый раз. А я вздыхаю с облегчением – ну наконец-то Нина удержала язык за зубами.

Сегодня я делаю очаровательное селфи всей нашей четверки. Мы тесно прижались друг к другу, точно сардинки в консервной банке, щека к щеке, кто – улыбаясь, а кто – кривляясь. Кадр выбран рискованный, зато семейное счастье увековечено в одной секунде. Нина беззубо щерится, у Хьюго из носа висит сопля, Иза с поблекшими глазами, а у меня рожа, как у мишки косолапого.

– Классная фотка! – восклицает Иза, – надо бы ее распечатать и вставить в рамочку.

Я вспоминаю одну картину в застекленной рамочке, на ней семья медведей в полном составе, напоминание о том, как здорово жить в семье! Мне, с трудом переваривающему это произведение живописи, не пережить еще одного у себя дома. Я беру дело в свои руки.