– Инесса Вероне, так меня зовут теперь, – пробормотала она.– Испанка, вышедшая замуж за француза. Что вам от меня нужно, мсье Пуаро? Выужасный человек. Выжили меня из Лондона. Полагаю, вы расскажете великой мадамОливер все обо мне и изгоните меня из Парижа? Мы, бедные русские, тоже должныкак-то жить, знаете ли!

– Нет, мадам, дело куда серьезнее, – сказал Пуаро,рассматривая ее. – Я предлагаю пойти на соседнюю виллу и освободить мистераХоллидея, если он еще жив. Я знаю все, как видите.

Я увидел, как она внезапно побледнела. И закусила губу. Апотом заговорила со своей обычной решительностью:

– Он еще жив… но он не на той вилле. Идемте, мсье. Язаключаю с вами сделку. Свобода для меня – и жизнь для мистера Холлидея, азаодно для вас.

– Принимаю, – кивнул Пуаро. – Я и сам хотел предложить то жесамое. Кстати, вы работаете на Большую Четверку, мадам?

И снова смертельная бледность залила ее лицо, но она неответила на вопрос моего друга.

Вместо этого она спросила:

– Вы позволите мне позвонить? – и, подойдя к телефону,назвала номер. – Это номер той виллы, – пояснила она, – где находится в пленуваш друг. Вы можете сообщить его полиции – но гнездышко опустеет к томумоменту, как они туда явятся. Это вы, Андре? Да, это я, Инесса. Маленькийбельгиец все знает. Отправьте Холлидея в отель и сматывайтесь.

Она повесила трубку и с улыбкой повернулась к нам.

– Вы поедете с нами в гостиницу, мадам.

– Разумеется, именно этого я и ожидала.

Я поймал такси, и мы все вместе поехали в отель. По лицуПуаро я видел, что он сбит с толку. Все выглядело уж слишком просто. Наконец мыдобрались до отеля. Нам навстречу вышел портье.

– Там приехал какой-то джентльмен… он в вашем номере. Онвыглядит очень больным. С ним приехала сиделка, но она уже ушла.

– Все в порядке, – сказал Пуаро. – Этот человек – мой друг.

Мы вместе поднялись по лестнице. В кресле у окна сиделизможденный молодой человек, выглядевший просто ужасно. Пуаро подошел к нему.

– Вы – Джон Холлидей? – Человек кивнул. – Покажите мне вашулевую руку. У Джона Холлидея есть родинка под левым локтем.

Человек засучил рукав. Родинка была на месте. Пуаропоклонился графине. Она повернулась и вышла из комнаты.

Стакан бренди отчасти оживил Холлидея.

– Бог мой… – прошептал молодой человек. – Я прошел через ад…через ад… Это просто демоны и дьяволы в человеческом облике… Моя жена… где она?Что она думает? Они твердили мне, что она поверит… поверит…

– Она не поверила, – твердо сказал Пуаро. – Ее вера в васничуть не поколебалась. Она ждет вас… она и ваше дитя.

– Слава богу… Я с трудом верю, что снова свободен.

– Теперь, когда вы немного пришли в себя, мсье, я хотел бывыслушать вашу историю с самого начала.

Холлидей посмотрел на него с каким-то странным выражением.

– Я… ничего не помню, – сказал он.

– Что?!

– Вы когда-нибудь слышали о Большой Четверке?

– Кое-что слышал, – сухо ответил Пуаро.

– Вы не знаете того, что известно мне. Они обладают безграничнойсилой. Если я буду хранить молчание, я буду в безопасности… а если я скажу хотьслово – не только я сам, но и все, кто мне дорог, подвергнутся невыразимымстраданиям. И это не предположения. Я знаю. И я… я ничего не помню.

И, с трудом поднявшись, он вышел из комнаты.

На лице Пуаро отразилась озадаченность.

– Так, значит, вот оно как? – пробормотал он. – БольшаяЧетверка снова выиграла. Что это у вас в руке, Гастингс?

Я протянул ему.

– Графиня написала перед уходом, – пояснил я.

Пуаро развернул записку. Там было написано: «Au revoir[12] –I.V.».

– Она подписалась своими инициалами… I.V. Возможно, это ислучайность, но ее инициалы как раз и обозначают римскую четверку… Хотел бы язнать, Гастингс, хотел бы я знать…

В ночь своего освобождения Холлидей ночевал в отеле, вномере рядом с нашим, и всю ночь напролет я слышал, как он стонет и вскрикиваетво сне. Без сомнения, то, что Холлидею пришлось испытать в плену, сильноповлияло на его нервы, и утром мы снова не смогли ничего от него добиться. Онлишь повторял свое заявление о безграничной силе, находящейся в распоряженииБольшой Четверки, и говорил, что они обязательно страшно отомстят ему, если онскажет хоть слово.

После ленча он отправился к своей жене в Англию, но мы сПуаро остались в Париже. Я рвался действовать так или иначе, и благодушнаянеподвижность Пуаро раздражала меня.

– Ради всего святого, Пуаро, – требовал я, – давайте жечем-нибудь займемся!

– Блестяще, mon ami, блестяще! «Займемся чем-нибудь»! Чемименно? Умоляю, выражайтесь точнее!

– Ну, разумеется, Большой Четверкой!

– Cela va sans dire.[13] Но как вы намерены расправиться сней?

– Ну, с помощью полиции, – рискнул предположить я.

Пуаро улыбнулся.

– Полиция примет нас за фантазеров. Мы ничего не можем ейпредставить… ничего существенного. Мы должны ждать.

– Ждать чего?

– Ждать, пока они что-нибудь предпримут. Ну, например, вы,англичане, поголовно увлекаетесь и восхищаетесь боксом. Там как? Если одинчеловек не двигается, это должен делать другой… и, позволяя противникуатаковать себя, боксер узнает кое-что о нем. Такова и наша игра – позволитьдругой стороне действовать и предпринимать атаки. А я не сомневаюсь в том, чтоатака последует. Начать с того, что они попытались удалить меня из Англии. Нопотерпели неудачу. Затем в Дартмуре мы вмешались и спасли их жертву отвиселицы. А вчера мы снова нарушили их планы. Можете быть уверены, они этоготак не оставят.

Пока я размышлял над его словами, раздался стук в дверь. Неожидая ответа, в комнату вошел какой-то человек и закрыл дверь за собой.Человек был высоким, со слегка искривленным носом и желтоватым цветом лица. Нанем было застегнутое до подбородка пальто и мягкая шляпа, надвинутая до самыхглаз.