Мне приходилось встречать людей, наслаждающихся переездомчерез пролив; людей, которые могли преспокойно сидеть в шезлонгах на палубе, апо прибытии ждать, пока судно не встанет на якорь, и затем без суеты собиратьсвои вещи и сходить на берег. Мне лично никогда такое не удавалось. С тогосамого момента, как я вступаю на борт, я чувствую, что у меня слишком маловремени для того, чтобы чем-то заняться. Я то и дело переставляю свои чемоданыс места на место, а если спускаюсь в салон, чтобы перекусить, то глотаю пищунепрожеванной, потому что меня не оставляет странное чувство, что судно вдругприбудет на место именно тогда, когда я нахожусь внизу. Возможно, это всеголишь наследство, оставленное мне войной, когда было чрезвычайно важно занятьместечко поближе к трапу, чтобы оказаться в числе первых сошедших на берег и непотерять ни одной драгоценной минуты короткого, не больше трех-пяти дней,отпуска.

Вот и в это утро, когда я стоял у поручней и смотрел, какприближаются утесы Дувра, я восхищался пассажирами, сидевшими развалясь вшезлонгах и даже не поднимавшими глаз, чтобы бросить взгляд на свою роднуюземлю. Но, возможно, дело было в том, что обстоятельства их прибытия отличалисьот моих. Без сомнения, многие из них всего лишь ездили в Париж на выходные, вто время как я провел последние полтора года на ранчо в Аргентине. Я там вполнепреуспел, и мы с женой наслаждались свободной и легкой жизнью в Южной Америке,– но, тем не менее, в моем горле стоял комок, когда я смотрел на знакомыйберег, видимый все отчетливее и отчетливее.

Я высадился во Франции два дня назад, заключил нескольконеобходимых мне сделок и теперь находился на пути в Лондон. Мне предстоялопровести там несколько месяцев – то есть у меня было достаточно времени, чтобыповидать старых друзей, и в особенности одного старого друга. Маленький человекс похожей на яйцо головой и зелеными глазами – Эркюль Пуаро! Я намеревалсяпреподнести ему сюрприз. В моем последнем письме из Аргентины не было и намекана предстоящую поездку – хотя на самом-то деле все решилось второпях, из-занекоторой путаницы в делах, – и я провел немало времени, весело представляявосторг и изумление Пуаро при моем появлении.

Он, как мне было известно, вряд ли мог оказаться далеко отсвоей квартиры. Прошли те времена, когда расследование какого-нибудь делабросало его с одного конца Англии в другой. Слава его была велика, и он большене позволял одному-единственному делу полностью поглощать все свое время. Стечением времени он все более и более склонялся к тому, чтобы стать«детективом-консультантом», на манер врачей-специалистов с Харлей-стрит. Онвсегда насмехался над восторгом публики, обращенным на людей-ищеек, великолепномаскировавшихся ради выслеживания преступников и останавливавшихся возлекаждого следа ноги, чтобы измерить его.

– Нет, друг мой Гастингс, – говаривал он обычно, – мыоставим это сыскным агентствам. Методы Эркюля Пуаро доступны лишь ему одному.Порядок и метод, и «маленькие серые клеточки». Сидя спокойно в своих креслах,мы видим вещи, незаметные другим, и не спешим с выводами, как знаменитый Джепп.

Нет, мне ни к чему было опасаться, что Эркюль Пуароотправился куда-то на охоту.

Добравшись до Лондона, я оставил багаж в отеле и поехалпрямиком по старому знакомому адресу. Сколько живых воспоминаний нахлынуло наменя! Я едва поздоровался со своей старой домовладелицей и тут же помчалсявверх по лестнице, перепрыгивая ступеньки, и заколотил в дверь Пуаро.

– Входите, входите, – послышался изнутри знакомый голос.

Я шагнул через порог. Пуаро стоял лицом ко мне. В его рукахбыл небольшой саквояж, и Пуаро уронил его, восторженно воскликнув:

– Mon ami,[1] Гастингс! Mon ami Гастингс!

И, бросившись вперед, заключил меня в жаркие объятия. Нашразговор был несвязен и непоследователен. Восклицания, торопливые вопросы,незаконченные ответы, приветы от моей жены, объяснение причин моего путешествия– все перемешалось.

– Полагаю, мои прежние комнаты уже давно заняты? – сказал янаконец, когда мы немного успокоились. – Мне бы хотелось снова жить в этомдоме, рядом с вами.

Лицо Пуаро внезапно изменилось.

– Бог мой! Но это же chance épouvantable![2]Осмотритесь вокруг, друг мой.

Я впервые обратил внимание на окружающую обстановку. Вдольстены стояло множество сундуков доисторического вида. Рядом с нимирасположились чемоданы, аккуратно выстроенные по росту – от большого кмаленькому. Вывод мог быть только один.

– Вы уезжаете куда-то?

– Да.

– Куда же?

– В Южную Америку.

– Что?!

– Да, чудно вышло, не правда ли? Я еду в Рио и каждый деньговорю себе, что не упомяну об этом в своих письмах, – и как же удивится мойдобрый Гастингс, когда увидит меня!

Пуаро посмотрел на часы:

– Через час мне пора.

– Мне казалось, вы всегда говорили, что вас ничто незаставит совершить длительное морское путешествие?

Пуаро прикрыл глаза и вздрогнул.

– Ох, не упоминайте об этом, друг мой. Мой врач… он заверилменя, что от этого никто еще не умирал… и в конце концов, это не повторится;видите ли, я никогда… никогда не вернусь.

Он подтолкнул меня к креслу.

– Садитесь, я вам расскажу, как все это случилось. Вызнаете, кто самый богатый человек в мире? Даже богаче Рокфеллера? Эйб Райланд.

– Американский мыльный король?

– Именно. Один из его секретарей предложил мне кое-что. Этосвязано с крупной компанией в Рио, там явно происходит большое надувательство.Он хотел, чтобы я расследовал это дело там, на месте. Я отказался. Я объяснилему, что, если мне предоставят все факты, я могу дать ему заключение эксперта.Но он прикинулся, что не в состоянии этого сделать. Сказал, что факты мнепредоставят лишь тогда, когда я прибуду на место. Ну, в другом случае на этомразговор бы и закончился. Диктовать условия Эркюлю Пуаро – это крайняядерзость. Но предложенная мне сумма оказалась столь удивительной, что впервые вжизни я соблазнился простыми деньгами. Но меня привлекло в этом и другое – этовы, мой друг! В последние полтора года я был ужасно одиноким стариком. И ясказал себе – а почему бы и нет? Я начал уставать от бесконечного разгадываниявсех этих глупых загадок. Славы мне уже достаточно. Почему бы не взять этиденьги и не устроиться где-нибудь поблизости от моего старого друга?