Миссис Холлидей, похоже, не хотелось отвечать на этотвопрос, но в конце концов она сказала:

– Ну… он, должно быть, взял с собой только один маленькийчемоданчик…

– Хм, – задумчиво произнес Пуаро. – Хотел бы я знать, где онбыл тем вечером. Если мы узнаем это, мы можем узнать очень много. С кем онвстречался – вот в чем загадка. Мадам, у меня нет необходимости вставать наточку зрения полиции; они всегда твердят только одно: «Chersez la femme».Однако совершенно очевидно: тем вечером произошло нечто, изменившее планывашего супруга. Вы говорите, он спросил о письмах, когда вернулся в отель. Онполучил что-то?

– Только одно, и, должно быть, то самое, которое я написалав день его отъезда из Англии.

Пуаро еще с минуту пребывал в глубоких размышлениях, затемживо вскочил на ноги.

– Хорошо, мадам, разгадка этой тайны лежит в Париже, и чтобыотыскать ее, я сам немедленно отправляюсь в этот город.

– Но это произошло уже так давно, мсье!

– Да-да. И тем не менее мы должны искать именно там.

Он повернулся, чтобы выйти из комнаты, но замер, положивладонь на дверную ручку.

– Скажите мне, мадам, ваш муж никогда не произносил слов«Большая Четверка»?

– Большая Четверка? – задумчиво повторила женщина. – Нет, ятакого не слышала.

Итак, это было все, что могла сказать миссис Холлидей. Мыпоспешили обратно в Лондон и на следующее утро уже плыли на континент. Пуаросказал с унылой улыбкой:

– Друг мой, эта Большая Четверка заставила меня сняться сместа! Я бегаю туда и сюда, совершенно так же, как наш старый друг,«человек-ищейка»!

– Ну, возможно, вы встретитесь с ним в Париже, – заметил я,зная, что Пуаро имеет в виду некоего Жиро, одного из наиболее опытных парижскихдетективов, с которым он встречался в ходе предыдущих расследований.

Пуаро скривил губы:

– Искренне надеюсь, что нет. Он меня не любит, этот тип.

– Похоже, нам предстоит довольно сложная задача? – спросиля. – Выяснить, что делал неизвестный англичанин в один из вечеров два месяцаназад?

– Очень сложная, mon ami. Но, как вы хорошо знаете,трудности лишь радуют сердце Эркюля Пуаро.

– Вы думаете, его похитила Большая Четверка?

Пуаро кивнул.

Наше расследование поневоле вело нас по остывшим следам, имы мало что узнали, кроме того, что уже рассказала нам миссис Холлидей. Пуародолго беседовал с профессором Буржоне, и в течение этой беседы всячески пыталсявыяснить, упоминал ли Холлидей о своих планах на тот вечер, – но так ничего ине узнал.

Следующей в нашем списке стояла прославленная мадам Оливер.Я ощущал сильное волнение, когда мы поднимались по ступеням ее виллы в Пасси.Мне всегда казалось весьма необычным и потрясающим, что женщина способнапродвинуться так далеко в научном мире. Я привык думать, что для такой работынепременно необходим мужской мозг.

Нам открыл дверь молодой парнишка, лет семнадцати или околотого, смутно напомнивший мне псаломщика, столь чопорными и церемонными были егоманеры. Пуаро заранее условился о встрече, поскольку мы знали, что мадам Оливерникого не принимает без предварительной договоренности – ведь практически всеее дни были заняты научными трудами.

Нас провели в небольшой салон, и вскоре туда вошла хозяйкадома. Мадам Оливер оказалась очень высокой женщиной, и ее рост еще болееподчеркивался длинным белым платьем и похожей на монашескую шапочкой,красовавшейся на голове. Лицо мадам было длинным и бледным, а прекрасные темныеглаза сверкали почти фанатическим огнем. Вообще она куда больше напоминаладревнюю жрицу, нежели современную француженку. На одной щеке у нее виднелсяшрам, и я вспомнил, что ее муж и соратник погиб при взрыве в лаборатории тригода назад и что сама она была ужасно обожжена. С тех пор она удалилась отсвета и с яростной энергией погрузилась в научные исследования. Нас онавстретила с холодной вежливостью.

– Меня уже неоднократно расспрашивала полиция, мсье. Ядумаю, что едва ли могу чем-то вам помочь, поскольку полиции я помочь не смогла.

– Мадам, я по возможности постараюсь не задавать вам лишнихвопросов. Начнем с того, о чем вы беседовали с Холлидеем.

Она посмотрела на Пуаро с веселым недоумением.

– Ну разумеется, о работе! О его работе… а также о моей.

– Он упоминал при вас о теории, которую недавно изложил вдокладе, прочитанном в Британском научном обществе?

– Конечно, упоминал. Он только о ней и говорил.

– Его идеи были несколько фантастичны, не так ли? – небрежноспросил Пуаро.

– Кое-кто так и подумал. Но я с этим не согласна.

– Вы рассматривали их с практической стороны?

– Только с практической. Направление моих собственныхисследований в чем-то сходно с этими идеями, хотя и подразумевает другиерезультаты. Я занимаюсь гамма-лучами, излучаемыми веществом, известным подназванием радий-С, – и при этом я натолкнулась на некоторые весьма интересныемагнетические феномены. На деле у меня есть теория о подлинной природе сил,которые мы называем магнетизмом, но пока еще не пришло время познакомить мир смоими открытиями. Эксперименты и идеи мистера Холлидея чрезвычайнозаинтересовали меня.

Пуаро кивнул. Потом он задал вопрос, который меня удивил:

– Мадам, где вы обсуждали все эти вопросы? Здесь, вгостиной?

– Нет, мсье. В лаборатории.

– Могу я взглянуть на нее?

– Разумеется.

Мадам Оливер направилась к двери, через которую вошла всалон. За дверью оказался небольшой коридор. Мы миновали еще две двери иочутились в большой лаборатории, сплошь заставленной лабораторной посудой итиглями, а также сотнями приборов, о названии которых я не имел ни малейшегопредставления. Двое сотрудников были заняты какими-то опытами. Мадам Оливерпредставила их:

– Мадемуазель Клауд, одна из моих ассистентов. – Высокаясерьезная девушка поклонилась нам. – Мсье Генри, старый испытанный друг.

Молодой человек, низкорослый и смуглый, коротко кивнул.

Пуаро осмотрелся по сторонам. В лаборатории оказалось ещедве двери, кроме той, через которую мы вошли. Одна из них, как объяснила мадам,вела в сад, другая – в меньшее помещение, также предназначенное дляисследований. Пуаро выслушал все это, а затем изъявил готовность покинутьлабораторию.