это маринка, но за маринку потом расскажу. В общем, они оставили мне шоколадок и уехали. А я вышел из психушки и начал думать, как бы мне выбраться из этого бесконечного говна. Хотелось перемен.

5.1

На улице много опасного. Маргинальные сферы действительности непрозрачны: взаимодействие с ними – это череда открытий. Многие структуры функционируют вопреки закону, здравому смыслу и прогрессу только потому, что функционируют по секрету. Это не только сами малоинтересные и неудобные обществу группы и не только активисты, которые с ними работают. Это ещё и все те, кто эту систему монетизирует. В наших реалиях особых успехов в таких делах добиваются секты и работные дома. Москва и окрестности ими просто кишат: люди пропадают и умирают. Время от времени на это обращают внимание сми: но это малоперспективный интерес. Нет цифр, фактов и персонажей, которые готовы придать систему огласке. Все боятся. Я, например, тоже их боюсь.

В чём выгода держать работный дом: начинается всё с того, что нет паспорта – нет человека. Не обозначенный документами мытарь, страдающий от голода, погоды и зависимостей, спустя какое-то количество попыток получить помощь понимает, что умрёт он всё-таки быстрее, чем его просьбы кто-нибудь там рассмотрит. Он, скорее всего, согласится поработать за небольшую денежку, и в голову ему не случится качать права. Он видел достаточно, чтобы понимать: никаких прав у него больше нет. На этой стадии он становится уязвим для предложений тяжёлой работы за койку и еду. Работному дому остаётся только сделать такое предложение. Нет человека – нет налогов. Не платить налоги – довольно интересная идея. А если работник, которого и не было никогда, возьмёт и умрёт при невыясненных обстоятельствах, то не будет никакого спроса. Придётся, правда, поискать на его место нового: но некоторая текучка кадров – особенность теневого бизнеса, от неё никуда не денешься.

Работный дом – это такая общага, часто коттедж в пригороде, несколько в стороне от оживлённых дорог и железнодорожных станций. Туда свозят бездомных, мигрантов, зависимых – короче, всех, кто в силу паршивых обстоятельств готов поехать с незнакомыми людьми на условно обозначенные заработки. Обещают койку, еду и оплату – рублей 300–600 в день. Людей привозят, дают переночевать, а утром приписывают к какой-нибудь бригаде и отправляют на объект. Работа тяжёлая: в основном это всякие стройки, трубопроводы, разгрузки и погрузки. По городским расценкам за день разнорабочему платят от 1,5 тысячи до 3–4. Житель работного дома получает свои обещанные 300. Или не получает: обычно в работных домах бухают по-чёрному, а за нарушение дисциплины там штрафуют. Остатки идут начальству. Это в общем о схеме, так-то они очень разные. Есть такие, откуда не сбежишь: там на самом деле могут забить до смерти, если поймают. Фермерские хозяйства иногда так работают, и ничего, возят в Москву молочко, продают. Эко-продукты же, это круто. Есть попроще: убить не убьют, но могут потом долго травить и запугивать сбежавшего работника. Мир улицы – это достаточно жёсткая иерархия, для спокойной жизни полезно иметь «лицо» и не иметь дурной репутации. Работный дом может поспособствовать тому, что бездомный станет нерукопожатным. Когда твоё выживание сильно зависит от коллектива, это катастрофа. Ну и документы, если они вообще у человека были, часто не возвращают.

У меня были трое подопечных, они очень разные, с разными историями. Все трое были в работных домах. Сильнее всего досталось Ваське, он полгода жил на фермах где-то за городом, еле сбежал – не с первого раза получилось: ловили, наказывали. Когда шёл туда, не знал, что его ждёт: приехал в Москву на заработки, польстился на обещания зарплаты. Они так вербовали: обещали и проживание, и еду, и неплохие деньги. Он рассказал мне об этом, когда один из моих знакомых искал как раз разнорабочего для ферм, и я это дело Васе возьми да и предложи по большой дружбе. Рассказал, что ему до сих пор снятся эти животные, сено, колючка на периметре. «Там всё время орут коровы, – говорил он, – страшно орут. Ненавижу этот звук».

Крупные сети работных домов очень богаты. Но и все, что помельче, неплохо зарабатывают. Это выгодный бизнес. Раньше он был ещё и удобным: получалось вести полуофициальное существование, выдавая себя за проект социальной поддержки. Работный дом заявлял, что обеспечивает малоимущих граждан рабочими местами и жильём, что ведёт работу по лечению и ресоциализации наркопотребителей. Потом лихие девяностые, правда, кончились, и гиганты в этой области поругались с прокуратурой и прикрылись.

Закончился бум «бесплатных и анонимных» рехабов. Это тоже они, ребцентры с трудотерапией. Туда собирают людей с разными зависимостями, совсем потеряшек. Обещания почти те же самые: бесплатное проживание, еда, возможность подработать. Только тут ещё добавляется «мы тебе поможем», мы поможем и никому не расскажем. «Преображение России» разогнали, но кое-где ещё пользуются их опытом: они были гигантами, кончено, у них 300 ребух было или вроде того. В Москве до сих пор открыто функционирует сеть «Ной». Логика тут довольно простая: оно же лучше, чем если вся эта босота хлынет на улицы.

Их тьма, и с ними почти ничего нельзя сделать. Ну то есть что ты будешь делать с тем, у кого люди в рабстве, но сон спокоен? Часто работные дома держат свои люди, блатные: вести с ними диалог или пугать оглаской – довольно наивное начинание.

Вербовщики от рабдомов тусуются на всех вокзалах. Если начать там спрашивать, где бы подработать, они к тебе сразу подойдут. Вербовщиками часто становятся те же самые бездомные и всякая городская беднота: их выбирают из тех, кто похитрей и поделовитей – чего таких гробить-то на стройках. Платят им по 1000 за каждого приведённого человека, где-то так. Зависит от качества завербованного «ресурса».

На улице рабдома в основном презирают и предостерегают новичков туда соваться. Правда, напрямую что-то говорить отказываются, не дают адресов – боятся, бездомные обычно не дураки. В работный дом попадают или по незнанию, или тогда, когда у человека уже сильно потерян контроль над ситуацией: так бывает, это же мрак, как на улице ломает – бывает, что совсем на себя наплевать. Бывает, в работный дом уезжают в большие холода или во время зачисток перед городскими мероприятиями – всё лучше, чем на морозе или в мусарне. Иногда человек постоянно по ним кочует: записывается в один, ночует там, а потом сваливает, если повезёт, то прихватывает с объекта инструмент или ещё чего-нибудь ценное.

Женечка тоже был в рабдоме, побыл и убежал: я как-то