— Что ты молчишь?! — зашипел ему на ухо стоявший рядом Хизер, начальник тайной службы.— Язык проглотил? Крыса сама вылезла из норы, чтобы попасть прямиком в мышеловку, и нечего стоять здесь истуканом и хватать ртом воздух. Не можешь ничего сделать, значит, отойди и не мешай! — Он дал знак своим людям.

— Так вот как на вас влияют чары колдуна! — крикнул начальник тайной службы.— Вы, верно, обо всем забыли, покоренные его красноречием? Сын Итана хочет, чтобы его судили по законам Офира? Так и будет! Взять его!

Пятеро стражников бросились на Гинмара, выворачивая ему руки. Они действовали умело и быстро. Молодой человек не успел ничего предпринять, и за него никто не вступился — Горожане застыли в полной растерянности и страхе.

— Он будет казнен вместе со столь любезными его черному сердцу гадинами, которых имел наглость защищать. И совсем скоро на этом помосте их окажется не трое, а десять раз по трое! — зловеще пообещал Хизер.— Казнь откладывается, но не отменяется! Увести их!

Соня едва сдержалась, чтобы не броситься на помощь Гинмару, но его горький опыт убедил девушку в полной бессмысленности подобных действий. Что толку от безрассудного вмешательства — в лучшем случае они попадут в одну камеру, а оставаясь на свободе, она, возможно, еще успеет что-нибудь придумать. Магистр Итан! Он защитит своего сына, нужно только известить его о случившемся. Соня, расталкивая толпу, поспешила прочь, намереваясь поскорее добраться до Риатеоса.

* * *

Соня третий раз в своей жизни явилась во дворец. Но теперь она дерзко настаивала на немедленной встрече с Магистром. Ее, однако, не пропустили во внутренние покои: Итан сам соблаговолил спуститься к ней. Соня никогда прежде не видела этого высокого, властного человека с ястребиным профилем. Холодные глаза уставились на нее настороженно и изучающе, и девушке стало слегка не по себе под его взглядом.

— Гинмара схватила стража,— выпалила Соня.— На площади, возле тюрьмы. Он вступился за женщин, несправедливо обвиненных в колдовстве и в том, что они наводили порчу... Спаси его!

Тень набежала на лицо Магистра, и крылья носа гневно дрогнули. Он сделал шаг к девушке и теперь возвышался над нею, точно скала, позволяя вполне оценить свой огромный рост.

— Ты была там?

— Да, я... Мы пришли вместе,— выдавила она, невольно опуская глаза.

— Ты помогла ему покинуть Риатеос? Только не пытайся солгать.

— Да, он попросил меня об этом... Гинмар только хотел обратиться к людям... потому что в Ианте творятся страшные дела, и не он, а ты, Магистр, должен был вмешаться! — Соня наконец поборола смущение и страх и заняла атакующую позицию. Чтобы взглянуть в глаза Итану, ей приходилось задирать голову, но девушка больше не боялась — она, как с нею всегда случалось в момент опасности, почувствовала не страх, а поднимавшуюся изнутри волну ярости.— Тебе безразличны судьбы людей, Магистр, а Гинмару — нет! У него доброе сердце, он способен сострадать людям, а не бесстрастно наблюдать, укрывшись за стенами дворца, как убивают всех подряд, правых и виноватых! Ты обязан вступиться за него!

Итан, приподняв бровь, смотрел на нее, как на маленькое нахальное насекомое, которое осмелилось укусить его и которое он, если бы захотел, мог уничтожить одним небрежным щелчком. Однако чем дольше Магистр наблюдал за Соней, тем яснее видел, нисколько внешнее проявление чувств девушки соответствует ее внутренней сути.

Положительно, эта дерзкая рыжая поборница справедливости своей искренностью, прямотой и храбростью вызывала у него симпатию.

— Смелость в сочетании с глупостью образуют опасную смесь,— наконец промолвил он.— Дети... безрассудные легкомысленные дети, действующие так, словно у них в запасе вечность, словно им принадлежит весь мир...— Итан печально вздохнул. Он вовсе не казался разъяренным.— Иди домой, маленькая вестница большой беды. Я сделаю, что смогу. Но если бы ты могла хотя бы представить, что вы натворили!

Аудиенция явно была окончена, однако, когда Итан уже удалялся прочь, Соня тихо спросила:

— Магистр, чем я могу быть тебе полезна?

Тот остановился, обернулся, удивленно взглянул на нее и, печально покачав головой, изрек:

— Сотни людей переступали этот порог, чтобы обратиться ко мне со своими просьбами, но подобный вопрос задала ты первая. Ты действительно необыкновенная девушка... Если понадобишься, я тебя разыщу.

* * *

Магистр велел оседлать коня, чтобы лично посетить правителя Эвилда. Хотя Итан выглядел внешне невозмутимым, сердце его сжималось при мысли об угрозе, нависшей над его сыном. С тех пор как он потерял Орта, прошли годы, но страшная рана в душе продолжала кровоточить; удар судьбы был настолько силен, что Магистр едва смог оправиться и заставить себя продолжать жить во имя долга. Неужели теперь и Гинмар покинет его? Горе отцу, которому суждено пережить своих детей... Но, помимо личной человеческой трагедии, имело место нечто гораздо более важное, более значительное: род Итана не имел права прерваться.

Король Офира не принял его, даже не допустил во дворец. Однако каково же было изумление правителя, когда Итан все же предстал перед ним вопреки этому обстоятельству!

— Я не велел пускать тебя! — Эвилд вскочил с кресла.— Как ты посмел нарушить запрет?!

— Прошу прощения за настойчивость,— произнес Итан,— но дело, которое привело меня сюда, не терпит отлагательства. Твои люди не виноваты, я проник сюда незаметно для них.

— Что тебе нужно? — Эвилд надменно взглянул на Магистра, стараясь скрыть растерянность.

— Мой сын Гинмар схвачен городской стражей и брошен в тюрьму. Я прошу твоего высочайшего распоряжения отпустить его.

— Что же ты не воспользовался магией, чтобы так же явиться за ним в тюрьму, как вошел во дворец? — насмешливо осведомился правитель.

— Потому что ты начал эту войну в Ианте и должен ее прекратить. Я не намерен похищать своего сына вопреки закону.

— Я начал войну в собственной столице?! — вскричал Эвилд, словно не веря своим ушам — Отдаешь ли ты себе отчет в том, что говоришь? Люди сами сделали выбор между законной властью и темными силами, которые олицетворяют подобные тебе. Мне смута не нужна, она слишком дорого мне обходится.

— Ты прекрасно знаешь, что я прав. Оставим бесполезный спор. Жаль, что мы не можем найти общего языка. Скажи, какой платы ты потребуешь за жизнь и свободу Гинмара, и я уйду.

— Платы, Итан? Вот как ты заговорил, когда тебе наступили на хвост, призвав, наконец, к ответу твоего спесивого сына...

— Мой род — один из самых древних в Офире,— с достоинством возразил Магистр.— Не стоит подвергать меня незаслуженным оскорблениям. Триста лет — большой срок, Эвилд; твоя династия насчитывает меньше. Но я пришел не за тем, чтобы спорить о подобных вещах.

— Триста лет...— повторил король Офира.— О да! Пятьсот лет назад великий Конан очистил Хайборию от скверны колдовства, костры пылали от Гиркании до Асгарда. Но спустя два столетия ваше племя вновь начало поднимать голову.