трудно вообразить, как он крадется ночью в комнату старика и угощает его отравой. Ты не находишь?

Главк растерялся и даже улыбнулся:

– Да, пожалуй. Но вы бы видели, какой фокус проделала Тирия! Она заставила песок загореться в руках! И пламя было зеленым! Как такое объяснить?

– О, проще простого, – презрительно фыркнула Глафира. – Это самовозгорающийся порошок, который добывают долгим кипячением мочи. Кстати, он ядовитый, благодари богов, что ты выжил. Если, конечно, не врешь.

– Не похоже, – вступилась за него Ксантия. – Такую дикую чушь сочинить невозможно.

– Но где же все-таки был яд?! И к чему спектакль с храмом и старухой?

– Надо узнать кое-что у Рахотепа. А ты, Главк, возвращайся домой и помалкивай. Не вздумай разболтать своему приятелю Загрею, что говорил с нами.

Глава 17. По следам амфоры

– Думаешь, будет разумно явиться в храм Гора с расспросами? – спросила Глафира, укладывая перед серебряным зеркалом волосы. – Рахотеп не похож на человека, способного кого-либо убить, но ведь на впечатление полагаться нельзя.

– Мы не станем откровенничать и не пойдем в святилище,– пояснила Ксантия. – Поскольку не имеем представления об истинном положении дел. Лучше пошлем за Мегаклом, а он составит искусное письмо сыну верховного жреца.

Ученица лекаря закрепила последний локон шпилькой и подвязала всю конструкцию узким зеленым шарфиком. Ее голова казалась большим оранжевым одуванчиком, отчего девушка приобрела вид трогательный и нежный.

– Что-то нам не несут завтрак, – заметила она.

– Сегодня мы поедим вместе со всеми внизу. Я хочу послушать, что расскажет новый гость.

– Ворчливый старик? – хмыкнула Глафира. – Могу изложить вкратце основные тезисы: цены слишком высоки, налоги грабительские, его дочь – дура, комары не давали спать всю ночь, а внучатый племянник – развратник, каких поискать.

– Он-то меня и интересует. Идем.

Старик не обманул ожиданий: за столом он то и дело жаловался на всех и вся, не забыв прибавить к общему списку даже богов.

– И за что меня наказывает Посейдон? Лодка должна была отправиться сегодня, а этот прощелыга-перевозчик отложил отплытие на неопределенное время, пока не наберет достаточно людей.

– Вряд ли Посейдон следит за ситуацией в пресных водах, он ведь владыка морей, – напомнила Глафира.

Остальные присутствующие замерли, полулежа на лавках с ложками в руках. Галия и дочь скандалиста уже успели понять, что за возражениями последует вспышка гнева. Ксантия пристально наблюдала за постояльцем, прищурив свои прекрасные глаза.

– Ты смеешься надо мной, девчонка? – процедил старик, но его слова не произвели на ученицу лекаря особого впечатления. – Кто тебя воспитывал? Куда смотрят родители? Будь я твоим отцом, хорошенько отстегал бы плетью.

– О, не беспокойся, почтенный, – девушка криво улыбнулась. – Мой отец превзошел твои самые смелые фантазии – они с матерью просто бросили меня умирать в горящей деревне.

У пожилого мужчины вытянулось лицо. Он стушевался, пробормотал что-то неопределенное и поспешил сменить объект недовольства:

– Кто это все время кашляет в конце коридора? Неужели та глухая старуха, что почти не высовывается из комнаты? А ведь ты обещала мне, любезная Галия, что больных здесь не водится.

– Это мой брат, он пришел сюда неожиданно, я не могла выставить его за дверь в таком состоянии. Но мы уложили его в самой дальней спальне, так что тебе ничто не угрожает.

– Ха! Ты разве врач, чтобы утверждать подобное?

– Я врач, – влезла Глафира. – И подтверждаю, что Филипп…

– Женщины не разбираются в медицине, – заявил старик, поджав губы, и добавил, зыркнув на Ксантию. – Как и в войне.

Брюнетка впилась в него ледяным взглядом.

– Я отрежу тебе язык, а Глафира попробует пришить, – предложила она с улыбкой. – И ты оценишь степень нашего мастерства.

Пожилой мужчина хотел подыскать какое-нибудь едкое замечание, но замер на полуслове. На мгновение ему показалось, что из синей глубины глаз на него смотрит сама смерть. В черных зрачках он увидел плясавшие тени убитых ее рукой: молодых, сильных, умных, наглых.

– Я… я… – залепетал он.

– Успокойся, это всего лишь шутка, – Ксантия добродушно похлопала его по руке. – А если тебя так раздражает больной Филипп, ты всегда можешь воспользоваться гостеприимством твоего внучатого племянника.

– Загрея? Ни за что!

– Зачем же ты вообще к нему поехал?

– Он сказал, что у него ко мне какое-то срочное дело. Так ловко подобрал слова, стервец, что я купился. А потом Загрей завел странный разговор: начал расспрашивать о завещании, наследстве. Явно надеялся, что я оставлю все ему.

– Ты испугался и поспешил покинуть его дом, – заключила Ксантия.

– Ну да, – пожал плечами старик и неожиданно разоткровенничался. – Понимаешь, у него вдруг стало такое дикое лицо… вот, как у тебя сейчас: ледяное, чужое, хищное. Точно он прикидывал в уме, как от меня избавиться. Я потом решил, что мне привиделось, но оставаться там все-таки не рискнул.

– Не бойся, старик, я никогда не убиваю без необходимости, – взгляд Ксантии потеплел. – Но не люблю, когда мне хамят или обижают мою подругу.

– Это все моя проклятая привычка ворчать. У кого ты училась, девочка? – он смущенно улыбнулся Глафире.

– У Никандра из Арсинои.

– Ха! Так ведь я его знаю! Талантливый малый, но чуток со странностями: мог бы практиковать хоть в самой Александрии, а вместо этого сидит при полиции да описывает трупы.

– Учитель стремится принести пользу людям.

– Но тогда логичнее лечить живых, а не рассматривать мертвых, – возразил старик.

– Ты знаешь, как опрашивают свидетелей и подозреваемых? Их пытают, пока не добьются удобного ответа. Никандр прекратил это в нашем номе. Он приводит факты, и обвинение уже невозможно подтасовать. Я разбираюсь в том, о чем говорю, потому что полицию возглавляет мой дядя.

– Я еще кое-что скажу, – понизил голос до шепота старик. – Не нравится мне, как умер Гелеон: какая-то там ваза его якобы убила. Чушь. Я почти уверен, это дело рук Загрея, но ума не приложу, как он все подстроил.

После завтрака подруги вышли в сад и неторопливо прогулялись до дальнего пруда, заросшего голубыми лотосами. Раньше – до того, как Галия потеряла половину земли – он служил для полива виноградника, который теперь перешел в собственность более богатого соседа. У одного из пологих спусков все еще торчал остов старого шадуфа35, по нему плелся вездесущий белый вьюнок. Близостью воды воспользовались две ивы, заняв, точно противники, противоположные берега.

– Какое чудесное местечко! – восхитилась Глафира, аккуратно усаживаясь на расстеленную накидку.

– Достаточно уединенное, я надеюсь, – Ксантия окинула сад беглым взглядом. – Ты захватила набор для письма?

Ученица лекаря извлекла из складок гиматия небольшой свиток, палетку и каламос.

– В комнате было бы удобнее, – сказала она. – Не понимаю, зачем…

– Ты видела лицо этой