Каково же было удивление горожан, когда вместо дракона перед ними предстали обычные парни-поджигатели. Парни, как им было приказано, во всем повинились и согласились выполнять самую черную работу, лишь бы их простили и отпустили восвояси. Палладин, избавив людей от поджигателей, отправился снова в путь. Мешкать было некогда, он должен был ехать далее, где, может быть, требовалась его помощь.

И вот он подъехал к большому городу. По городу разносился печальный звон колоколов, который можно было принять за звон по умершему государю, или за призыв на зрелище смертной казни. Наш рыцарь увидел молодых прачек, которые развешивали на ветках белье, и спросил их о причине такого звона. Те отвечали ему, что одна добродетельная дама обвиняется в таком преступлении, за которое ее следует сжечь живьем, и ее помилуют только в том случае, если какой-нибудь рыцарь докажет мечом ее невинность. Паладин пришпорил лошадь и поехал по улицам города, на которых не встретил ни души. Он помчался на городскую площадь, где собралась многочисленная толпа народа. В центре площади восседали местные судьи, против них — главный исповедник и монахи с факелами в руках. С одной стороны находился костер, возле которого была посажена несчастная женщина. С другой стороны стоял гнусный обвинитель. Жертва говорила, что она вдова, этот рыцарь (обвинитель) пришел к ней как друг семьи и потом, в виду того, что мужчин в доме нет, обесчестил ее. Обвинитель утверждал обратное, дескать, он пришел и принес вдове деньги, а она, будучи колдуньей, опоила его зельем и вынудила совершить блуд с ней.

Паладину хватило одного взгляда, чтобы понять невиновность женщины. Он тут же назвал обвинителя лжецом и вызвал его на поединок, объявив при этом, что они будут биться насмерть. Последний поднял брошенную перчатку и вышел на поединок, многократно осенив себя и свое оружие крестным знаменем. Но справедливость одержала верх. Вскоре обманщик упал смертельно раненый и признался в своем гнусном преступлении. Когда он скончался, судьи передали его труп герольдам, а те унесли его с площади на грязной плетеной решетке. Все доспехи обманщика были повешены на позорный столб, потом рассечены и опозорены. Шпоры его разломали на навозе, а тело погребли на неосвященном месте.

Избавленная от казни вдова даже не успела поблагодарить своего спасителя, потому что он, совершив подвиг, тут же удалился из города, дабы не подвергать свою гордыню испытанию похвальбой…

Много еще сложили былин и небылиц про подвиги Генри Маршала. Но до короля той страны, где все это происходило, дошла не только слава, дошла и хула. Оказывается, Генри, куда бы не приезжал, везде проповедовал одно и тоже: истинного рыцарства нет, война — это зло, тот, кто начинает ее, — преступник, поединки и турниры — не более, чем демонстрация тщеславия, на них учат убивать и не раскаиваться в убийстве. Великую смуту сеял Генри

Маршал своими речами, потому что исходили они от рыцаря, дворянина, то есть от человека, которому безусловно доверяли.

……………………………………………………………………………………………………………………………..

— О, славный оруженосец, — шут исполнял перед королем Георгом пьесу собственного сочинения, — позволь пожаловать тебя в рыцари.

— Нет, нет, нет, — отвечал как бы Генри Маршал, — рыцарей не существует. Лучше дайте мне лопату, лучше дайте мне рясу; меч, коим вы бьете меня по плечам, острый, об него можно обрезаться, им можно больно уколоться.

— Хорошо, славный юноша, вот тебе ведро, надень его на голову, потому как ведро составляет главнейшую часть земледельца. Ведро есть твердыня, в которой пребывают все душевные способности. Не употребляй этого доблестного украшения головы на низкие, ничтожные деяния.

— Вот тебе колесо — награда за доблести твоих предков, сделайся его достойным. Умножь славу своего рода.

— Вот тебе мухобойка. Мухобойкой побеждай своих врагов — мух. Помни также и то, что мухобойка — это представитель правосудия, а потому, получая ее, ты обязуешься всегда быть правосудным.

— Тулуп, который ты носишь на себе для защиты от слепней и комаров, означает, что тело работника должно быть недоступно никаким порокам.

— Вот эта длинная мотыга есть символ правды. Железо на ней означает преимущество правды над ложью, а развевающаяся на конце тряпка показывает, что правда не должна скрываться, а должна всем показываться.

— Рукавицы на твоих руках указывают, что настоящий землепашец должен беречься всякого нечестивого прикосновения, должен отвращаться от сорняков, навоза и прочей скверны.

— Позволь, о, юноша, к ногам твоим прибить подковы. Эти подковы означают, что ты обязан быть неутомим в пахоте и прочем земледелии.

— Наконец, вот твой благородный мул, назначаемый тебе в помощники для твоих славных подвигов. Дай Бог, чтобы это конеподобное существо

помогало тебе в ратных подвигах. Води его только туда, где стяжаются честь и добрая слава… Король, придворные и даже слуги не могли удержаться от смеха, так уморительно изображал шут Генри Маршала. И вдруг посреди веселья послышались голоса: «Рыцарь Стальное Сердце здесь», «Маршал приехал», «Генри Маршал хочет говорить с королем». Открылись главные двери и в тронный зал вошел тот, о котором ходило столько слухов. Король взмахом руки призвал к тишине. Доблестный рыцарь согласно этикету произнес приветствие. Король не пожелал отвечать, а пожелал учинить допрос.

— Генри Маршал, мой первый вопрос таков: вы действительно говорили, что ваш король, который ведет войну, — убийца?

— Я говорил, — смиренно отвечал Генри — что любая война суть преступление против Бога.

— Действительно ли вы говорили, что мне следует отказаться от трона в пользу французов?

— Я говорил, — голос Генри звучал спокойно и внушительно, — что монарх и монархия только выиграют от мирного разрешения конфликтов.

— До меня донесли, что вы дурно отзывались о правлении моих предков.

— Я считаю, что любой государь прежде всего человек и тоже может совершать ошибки.

— И вы полагаете, что Бог не одобряет мою политику?

— Бог есть добро и любовь.

— То есть вы один знаете истинного Бога и можете говорить от его имени?

На последний вопрос Маршал не ответил. Король и не требовал ответа, так как у него уже было решение.

— Генри Маршал, — Георг даже покраснел от распирающего его гнева, — я считаю вас виновным в измене, коварстве и вероломстве. Вас следует разжаловать из рыцарей, лишить всех званий