А я во все глаза смотрела на Миранду. Она медленно встала со стула и сделала шаг в моем направлении.

— Ты жива?! Николь, это же чудо!

И тут она увидела Лекса. Выражение фальшивой радости на лице Миранды резко сменилось неприкрытой яростью.

— Миссис Эштон, не стоит больше притворяться, — сказал Лекс, обнимая меня за плечи. — Николь уже все знает.

Развернувшись, Миранда неожиданно побежала к выходу, где лицом к лицу столкнулась с Перреном.

— Вернитесь на место, мадам Эштон, — приказал комиссар. — Эту комнату вы покинете только в моем сопровождении.

— Ублюдок… — прошипела Миранда, но к столу все же подошла. Села на стул, вытащила сигареты из сумочки и демонстративно закурила.

— Боже мой, — раздался голос бабушки. — Вот это сюрприз. Я думала, такое возможно только в дешевых сериалах. Николь, иди сюда.

Я подошла к ней, и бабуля протянула мне несколько сложенных листов бумаги, пожелтевших от времени.

— Читай вслух, внученька, и покончим с этой грязной историей!

Я развернула письмо и начала читать вслух написанные от руки строчки:

«Моя дорогая девочка! Не знаю, сможешь ли ты простить меня, но очень хочу, чтоб хотя бы после моей смерти ты узнала правду о себе, обо мне и о маме. Семья, в которой ты сейчас живешь, — твоя приемная семья. Тебя удочерили почти восемнадцать лет назад, забрав из приюта Девы Марии, куда ты попала без году от рождения, и я в этом виноват как никто другой. Постарайся понять меня, своего отца, хотя есть вещи, которые ни понять, ни принять невозможно. Если ты читаешь это письмо, значит, в живых меня уже нет. Искренне верю, что настоятельница приюта, сестра Адель, сдержала слово, передав конверт с моим письмом и твоим подлинным свидетельством о рождении твоей новой семье. А к тебе эти бумаги должны попасть только в случае смерти твоих приемных родителей. Такова была моя отцовская воля.

Как ты уже, наверное, прочитала в свидетельстве о своем рождении, меня зовут Жан Робер, твою маму звали Бланш Маршаль. Мы поженились рано, едва нам исполнилось восемнадцать. Родители мои, твои бабушка и дедушка, были против нашего брака, так как Бланш была сиротой, а до встречи со мной вынуждена была сама зарабатывать себе на жизнь. Не буду писать плохого о твоей матери, ни к чему это. Мы с ней уехали из Марселя, где остались мои родители, и поселились в Париже. Я рисовал, а Бланш подрабатывала в ночном кабаре. Вскоре мне повезло: мои картины, которые я выставлял на набережной Сены, случайно заметил один парижский критик, они ему понравились, и уже через несколько дней я оказался при хорошей работе, в одной престижной художественной галерее. Дела наши пошли на лад, и мы смогли даже снять небольшую квартирку, чему были несказанно рады. Так прошло пару лет. Мы с твоей мамой старались накопить как можно больше денег, чтобы купить домик с садом и завести детей. Но тут у нас родилась ты, Миранда. Кстати, я умолял настоятельницу оставить это имя тебе, ведь я назвал тебя так в честь своей матери, Миранды Робер, ныне уже покойной. Верю, сестра Адель и в этом сдержала данное мне обещание. Надеюсь, твоим приемным родителям по душе пришлось это имя, и они не стали его менять. Но как бы там ни было, как бы тебя сейчас ни звали, знай, что в действительности ты урожденная Миранда Робер, моя дочь.

Однако я отвлекся… Тебе исполнилось всего пять месяцев, когда я устроился на работу в поместье графини Леруа. Это одна из самых богатых женщин Франции. А дальше случилось то, о чем я и подумать не мог: в меня влюбилась дочка графини, молоденькая девушка, которой я преподавал рисование, Доминик. Можешь осуждать меня, доченька, но я не смог устоять перед таким искушением. Да, я любил твою маму, но деньги семейства Леруа начисто лишили меня разума, и я увлекся этой девушкой. Я подумал о том, что могу развестись с твоей мамой, жениться на дочери графини, и моя семья, ты и Бланш, смогут жить безбедно до конца своих дней. Разумеется, Доминик я не сказал о том, что уже женат и имею ребенка. Но когда я поделился своими планами с твоей мамой, она пришла в бешенство. Ничего и слышать не хотела о разводе. Однако я был настойчив и, в конце концов, уговорил. Мы подали на развод, а Доминик тем временем настояла на нашем побеге. Уверяла, что это единственный способ добиться согласия ее матери на наш брак. И я увез ее из замка в Париж. Буквально сразу же выяснилось, что Доминик ждет ребенка. Я снял комнату в одном из районов Парижа, где поселил Доминик, и разрывался между ней и вами. Так как у нас с мамой был ребенок, суд все время откладывал наш развод, настаивая на примирении и сохранении семьи. Поэтому я никак не мог жениться на Доминик, а время родов неумолимо приближалось. В результате Доминик умерла, родив мне еще одну дочку, твою сестру.

А потом, видно, Господь решил покарать меня за все мои греховные мысли, планы и поступки, так как твоя мать попала под машину и умерла. Я был вне себя от горя, оставшись один с двумя грудными детьми на руках. Что мне было делать, Миранда? И я принял решение. Твою сестру я отдал графине, ее бабушке, полностью отказавшись от всех родительских прав на нее. Графиня Леруа сделала все, чтобы я не смог нигде найти себе работу. Как художник я умер. Я не знал, как нам с тобой жить, на какие средства существовать. Я пытался вернуться в Марсель, но выяснилось, что мои родители умерли, а наш дом ушел с молотка за долги. И тогда я пришел к графине Леруа с тобой на руках. Я ползал перед ней на коленях, плакал, умолял принять тебя и позаботиться о тебе. В конце концов, вы с той малышкой (я даже не успел дать ей имя!) были родными сестрами, пусть по отцу, но все же! Что плохого, если сестры вырастут вместе? Зачем же их разлучать? Дети ведь ни в чем не виноваты. Именно так я говорил графине, но эта женщина была неумолима. Она обвинила меня в смерти своей дочери и заявила, что не намерена заботиться о моем ребенке, то есть о тебе, и сделает все, чтобы я умер в нищете. Графиня велела выставить меня из ее дома.

Когда за мной захлопнулись ворота ее особняка, я оставил тебя возле них, а сам спрятался неподалеку. Прости меня, милая, но я решил, что тебе будет лучше вырасти без меня: что я мог бы тебе дать? Ты стала плакать, прибежала служанка графини и забрала тебя в дом. Я убедился, что ты в безопасности, и ушел, но уходил с тяжелым сердцем. Не буду описывать тебе все свои муки, терзания и угрызения совести. Скажу лишь, что через пару дней я не выдержал и снова пришел к дому мадам графини. Нет, не забрать тебя. А только увидеть еще раз и проститься. Но графиня не пожелала принять меня. От ее служанки я узнал, что тебя отдали в приют Девы Марии. Я пришел туда, встретился с сестрой Аделью, настоятельницей. Эта добрая женщина долго уговаривала меня не отказываться от своего дитя, но я, рыдая вместе с ней, был тверд в своем решении: если уж графиня Леруа не захотела растить тебя вместе с малышкой, то пусть у тебя появятся достойные приемные родители. Со мной уж все было кончено.

Я отдал сестре Адель твое свидетельство о рождении, подписал необходимые бумаги и мне дозволили написать вот это письмо. Сестра Адель дала мне слово, что отдаст тебя в хорошие руки, а мое письмо вручит приемным родителям, которые передадут тебе его только в самом крайнем случае. Конверт с письмом я запечатал, чтобы никто, кроме тебя, не смог его прочесть. Молю Бога об одном: чтобы ты когда-нибудь его прочитала. Прости меня, доченька, я был плохим отцом. Впрочем, я даже не успел им и побыть толком. Надеюсь, что твоя жизнь сложилась так, как я и мечтал, что ты выросла в хорошей семье, что ты счастлива и любима. И помни, что ты не одинока: твоя родная по крови сестренка растет в замке графини Леруа. Верю, что когда-нибудь вы с ней обязательно найдете друг друга. А я даже не знаю, как ее зовут… Прощай же, моя дорогая девочка, и не суди меня слишком строго. Твой отец».