– Конечно, это очень странно… крайне странно, тем более что только три человека осведомлены о моих планах. Остальная команда шхуны, должно быть, кое о чем подозревает, но смутно, едва ли веря в то, что все это правда.

– Кто же эти трое?

– Ваш племянник Филипп, за честность которого я ручаюсь головой, вы и я… Но будьте спокойны, я обязуюсь повести дело так, чтобы изменник, кто бы он ни был, не мог ничего узнать.

– Дай бог! – сказал д’Ожерон, вставая. – Вы остаетесь на шхуне?

– Нет, я еду на берег с вами, если вы не против.

– Буду очень рад. Есть у вас дом, где вы намерены остановиться?

– Почему вы об этом спрашиваете?

– Потому что я мог бы предложить комнату у меня.

– Благодарю, но не приму вашего любезного предложения. Я сегодня же хочу заняться делами, и мне нужна полная свобода действий. Кроме того, мне нужно переговорить с моими товарищами.

– Но вы, по крайней мере, отобедаете у меня сегодня?

– С удовольствием, если только вы не будете обедать слишком поздно. Мне нужно освободиться к определенному часу.

– В пять часов, если вам удобно.

– Прекрасно.

Они вышли на палубу, где д’Ожерон с самым искренним почтением был встречен командой шхуны.

Мы уже говорили о том, что флибустьеры обожали д’Ожерона, который, в свою очередь, знал большинство флибустьеров лично и умел потакать им, заставляя тем не менее уважать себя, а иногда и бояться.

Перед отъездом губернатор пожелал осмотреть судно, чем чрезвычайно польстил экипажу. После, пригласив на торжественный обед своего племянника и главных офицеров шхуны, он в сопровождении Монбара сел в шлюпку, приготовленную для него по приказанию Филиппа.

Сойдя на берег, д’Ожерон напомнил Монбару о своем приглашении, попросив не опаздывать, потом оба дружески распрощались. Монбару с большим трудом удалось уклониться от пышной встречи и оваций, приготовленных ему Береговыми братьями, которые непременно хотели с триумфом нести своего предводителя на руках. Наконец он вошел в гостиницу, случайно попавшуюся по дороге, и толпа, прождав его довольно продолжительное время перед дверью, видя, что он не выходит, разошлась.

Гостиница, в которой Монбар укрылся, чтобы избавиться от бурного приема, устроенного Береговыми братьями в честь его прибытия, имела довольно скромный вид и находилась почти у самой пристани, на углу двух улиц. Как почти все дома в городе, здание это имело плоскую крышу в виде террасы, полукруглый балкон на первом этаже и перистиль[41]. У входа красовалась доска с надписью, сделанной огромными буквами желтого цвета: «Хорошие квартиры для моряков».

Войдя внутрь, Монбар плотно затворил за собой дверь и с минуту находился почти в полной темноте. Но мало-помалу его глаза привыкли к полумраку, так что он смог различать окружавшие его предметы. Зала, в которой он очутился, была не слишком большой. Вся мебель состояла из нескольких столов, скамей и стульев. В углу были составлены весла, мачты, снасти и сети. В глубине залы виднелся прилавок, на котором стояло несколько бутылок с различными напитками. Флибустьер осмотрелся. Он был один. Сев на скамью и ударив эфесом шпаги по столу, чтобы позвать прислугу, Монбар оперся локтями о стол, опустил голову на руки и предался размышлениям.

Через минуту легкий шум заставил его поднять голову. Перед ним спиной к свету неподвижно стояла женщина.

Черты ее лица скрадывала темнота, царившая в зале. Взгляд ее, устремленный на флибустьера, был таким странным, что тот невольно вздрогнул.

– Вы звали, – сказала она тихим дрожащим голосом. – Что вам угодно?

При первых звуках этого голоса флибустьер почувствовал безотчетное волнение. Он задрожал, и холодный пот выступил у него на висках.

– Да, я звал, – ответил он, не слыша собственного голоса. – Вы, без сомнения, хозяйка гостиницы?

– Да, – ответила она, потупив голову.

Монбар, все более и более беспокоясь, напрасно старался рассмотреть женщину, которая, не доверяясь темноте и желая остаться неизвестной, прикрыла лицо краем кружевной мантильи.

– Я моряк, – продолжал авантюрист, – и…

– Я вас знаю, – мягко перебила она.

– А-а! – воскликнул он. – Вы знаете меня?

– Да. Вы – грозный и неумолимый предводитель флибустьеров, которого испанцы прозвали Губителем.

– Да, это правда, – произнес он с внезапным раздражением, – я никогда не даю пощады испанцам.

Она поклонилась и ничего не ответила.

– Можете вы предоставить мне комнаты в вашей гостинице?

– Почему же нет, если вы того желаете… Однако у вас есть собственный дом.

– Какое вам дело до этого?

– Да, правда, – ответила она кротко, – это меня не касается.

– Проживают ли у вас другие флибустьеры?

– Да, трое.

– Кто они такие?

– Франкер, кавалер де Граммон и капитан Дрейк.

– Хорошо. Можете вы дать мне отдельные комнаты?

– Что значит «отдельные»? Я не совсем хорошо понимаю вас, извините. Я испанка, и французский язык плохо знаком мне.

– А! Так вы испанка! – повторил Монбар резко.

– То есть, – ответила она с живостью, – я родилась в Испанской Фландрии.

– А-а!.. – Монбар снова внимательно посмотрел на женщину. Потом, как бы не придавая никакого значения ее объяснению, продолжил: – Под словами «отдельные комнаты» я подразумеваю помещение, не имеющее никакого сообщения с другими помещениями, где я мог бы свободно находиться, не опасаясь встречи с посторонними.

– У меня есть помещение, которое вам нужно.

– Я беру его. Вот задаток.

Он бросил на стол несколько монет.

– Я никогда не беру вперед, – ответила она, быстро отодвигая деньги.

– Тем хуже, потому что эти деньги пропадут. Я никогда не беру назад то, что отдал.

Она колебалась с минуту, потом, собрав со стола золотые монеты, сказала:

– Но вы не видели этих комнат. Стоят ли они таких денег?

– Вы знаете, что я богат. Деньги для меня ничего не значат.

– Хотите посмотреть, по крайней мере?

– Зачем? Если помещение действительно таково, как вы говорите, я уверен, что оно мне подойдет.